Екатерина Лесина - Третий лишний

На царице?

— Извини, боярин. — Она смотрела с усмешкой, и подумалось, что в самые мысли глянула, а если и нет, то глянет еще. Что увидит? — Интересно мне стало. Такая ненависть лютая, которая человека руки в запретной волшбе замарать толкает, не каждый день встречается. К счастью…

— Думаете… на меня она готовила?

— А на кого ж еще? — Царица подняла руку, отряхнула, избавляясь от серых нитей. — Мне-то, конечно, шепчут, будто бы вознамерилась Ксения Микитична сыновьям моим навредить… дескать, у сыночка ее тоже кровь для наследования годная, да только в это не верится…

— Почему?

— Чутье… уж прости, но ему я верю больше, нежель дознавателям. Не было в ней честолюбия. Да и любила она сына… очень любила… но любовь эта глаза ей не застила. Понимала, что нет в нем того стержня, который и царство удержит, и самому удержаться позволит. А потому… получи Игнат корону, сломался б под тяжестью ее… нет, другого ей желалось. А ты мешал. И ныне понятно стало чем. Свиток не выкинул?

— Нет.

— Замечательно. Отдашь моему человеку. Но в терем явиться тебе надо будет…

— Зачем?

Пес глухо зарычал: не стоит открывать рот, когда с тобой царица-матушка беседу вести изволит. Слушай с почтением, и довольно с тебя.

— Затем, что сие весьма огорчительно будет, если столь древний и достойный род оборвется. Их уже немало таких… глядишь, и вовсе оскудеет земля Росская. Мы этого не можем допустить.

Ложь.

И серое марево колыхается, не угрожая еще, скорее интересуясь: и вправду ль ты, боярин, осмелел настолько, чтоб обвинить царицу во лжи? Она снизошла до беседы с тобой. Она добра к тебе.

А ты…

Арей глядел под ноги.

На сапоги свои истоптанные, перевязанные веревкою. На серую землю, будто пылью припорошенную. На темную траву, которая была не то жива, не то мертва…

— Мы с супругом моим, да продлит Божиня дни его, хорошо знали твоего батюшку. И ведомо нам было желание его признать старшего сына, пусть бы сие и вызвало немалый гнев Сухомлинских. Они ныне ратуют, чтоб земли им отписаны были, раз уж Ксения Микитична умерла и сын ее сгинул… печальная история.

Сказано это было без тени печали.

— Мы же полагаем, что Сухомлинские и без того богаты. И что богатство им не впрок идет. Загордились. Зашептались, что, дескать, царь земле Росской вовсе не надобен, что доволи будет Думы, которая бы и законы принимала, и смотрела б, как они исполняются.

Царя не надобно?

Это… это у Арея в голове не укладывалось.

Как без царя?

Нет, он читал… многое читал… и про города древние, в которых правил то совет мудрейших, то дума богатейших… но чтобы царство Росское и без царя? Это как… да как щи без сметаны. Вроде бы и возможно. В теории.

А на практике будет не то…

— Вижу, ты удивлен. — Царица рученькой махнула. — Присядь. Будь добр.

Арей огляделся.

Куда?

Разве что на камень голый, выползший из травяного ковра. Гладенький да ровный, глядится он макушкою великана, под землю ушедшего. И присаживаться на такой не очень-то охота.

Но царицам не отказывают.

Во всяком случае, в мелочах.

И Арей присел.

Камень был холодным, а еще — чарованным, как и все это место. Интересно, существует ли оно, вот такое, в нынешнем своем обличье? Прячется где-нибудь подле Акадэмии, укрытое полотнищами отворотных заклятий. Запертое древними чарами.

Охраняет…

Кого?

Или что? Вот эту гробницу, от которой веяло древнею жутью? И того, кто в ней схоронен? Мертв ли он? Иль живым заперт?

— Не самим им эта мысль в голову пришла… но показалась удачной. Весьма удачной… и не только им… многие спят и видят, как бы сесть на трон золотой. Или отпрысков своих усадить. Но это те, в чьих жилах хоть капля нужной крови имеется. Сколько их? Десяток семей? Два? Не так уж и много, если подумать. А вот прочих, которым тоже власти охота, великое множество… сотня первая семейств богатых, знатных… при каждом — своя дружина… по отдельности если — плюнуть и растереть. Одного магика довольно, а вот если сговорятся… пока царь один, то и трон один, и тот, кто в него сядет, тоже один, им сговориться сложно…

Она рассказывала это, лаская тварь, в которой все меньше оставалось песьего. Облазила шкура клочьями, а сквозь нее проглядывала иная, но тоже уродливая.

Пес?

Нет.

И не волк. И зверь неведомый, длиннолапый, с короткою шеей, с уродливою безглазой головой. С пастью, в которой клыки двумя рядами…

— А вот если дойдет и до прочих сия идея… — Царица замолчала, и зверь прихватил тонкие пальцы ее, сжал осторожно, не то утешая, не то ласки требуя. — Понимаешь, что будет?

Арей кивнул.

Трон один. А в Думе мест всем хватит. Разорвут власть, что одеяло, на клочки, и каждый своим тешиться станет. Хорошо ли это?

Для кого?

Не будет царя.

И клятва, которую магики приносят, силу утратит. Свободны станут. И что за этой свободой? Одни в семьи вернутся, чтобы служить роду. Другие будут искать того, кто заплатит больше. Третьи свое воевать начнут. Если силы вдоволь, то отчего б не использовать ее себе во благо? Захватить одну деревушку, другую… четвертые полягут, пытаясь остановить сие бесчинство.

— Мои люди доводят, что разговоры сии крамольные — что пожар лесной, едва ль не в каждом доме ведутся… пока лишь разговоры. Боязно им. — Царица сжала руку, и тварь поднялась.

Кривонога.

Уродлива.

Стоит. Покачивается на невидимом ветру. Того и гляди вовсе сдует.

— Беда этой… вольницы, — слово царица-матушка произнесла с явною насмешкой, — в том, что им сложно сосредоточиться на одном. Двум проще договориться меж собой, чем пятерым. Не говоря уже о десятерых или сотне… а уж если отвлечь их от грызни…

— Мною?

— Тобой. — Ее щечки зарозовелись. — Не только Сухомлинские на земли Ксении Микитичны зуб точат. Есть еще Нарвышины, которым твой батюшка родней приходится. И Зельские… в том роду твоя тетка живет, хоть бездетная, а все родня…

…и все-то из первой сотни, если не по родовитости — царской кровью ни один не отмечен, это Арей помнил, то по богатству.

Знатны.

Жадны.

И за лишнюю медяшку готовы если не на все, то на многое. А земли отцовы — это не медяшка, это кость, которую каждый уже своей считает. И если промеж собой они еще договорятся. Быть может, договорятся… полаются изрядно, подергают один другого за бороды, попроклинают от души, но после, убедившись, что противник силен и не отступится, разделят прибывшее богатство…

Но Арей…

…незаконный сын.

…признанный наследником в обход иной родни.

…раб беглый.

…ныне боярин, равный, стало быть. Этакой пощечины бояре не простят.

— Они же вас…

— Не меня. Кто я такова? — Царица легонько толкнула тварь, и та рассыпалась прошлогоднею сухой листвой. Ветер дыхнул, и листва разлетелась, чтобы вновь собраться, закружиться вихрем. Арей слышал, как шепчутся они.