Александра Апрельская - Маршал грозового мира

— У нас очень большая семья, и с наследниками проблем не бывает, так что меня особо не дергают. Отец решил, что раз я имею такой дар и такой опыт, то я имею право сам выбрать, на ком жениться и жениться ли вообще. Меня уже все воспринимают одного из самых влиятельных людей в семье.

— И вы вообще думаете связывать жизнь с кем-то? — полюбопытствовал Мальс.

— Пока не тянет, — признался Бьюкенен и отпил ещё воды. Кажется, эта тема его слегка волновала. — Ну кому я такой нужен? Живущий на работе муж, от которого ни ласки, ни внимания не дождешься. Только из-за моего положения за меня могли бы выйти замуж, но нужна ли мне такая супруга? Раз уж мне предоставили выбор, то я хочу создавать семью по любви или, в крайнем случае, по взаимному уважению, но с тем, как глубоко я погружаюсь в свои обязанности, на взаимное уважение сильно не посмотришь, а любовь… Она пока еще не проснулась, и я не знаю, проснется ли. Однозначно, сейчас я обручен со своей работой.

— Вы хоть раз выезжали из Облачного?

— Я родился в Грозовом, — неожиданно обрадовал Бьюкенен. — Так что мы немного земляки. Когда мне было лет семь, меня передали на воспитание моему дяде, Виррену Аймалдэну, а спустя ещё четыре года ко мне присоединились Маскэрэ и Тора, у них обоих очень хорошие дары.

— Поскольку они ваши брат и сестра, то я могу сделать вывод, что они тоже родились в Грозовом Мире. Любопытно, что именно вы с ними оказались на дирижабле, следующем на нашу общую родину.

— Это было бы приятное совпадение, если бы не погиб человек, — тяжело вздохнул Бьюкенен. — Практически все пассажиры имели какое-то отношение к Грозовому Миру кроме того, летели туда. Большинство вообще там родилось.

— Ну да, большинство… — прикинул в мыслях Хор. — Не считая Толла Каэндра, Ферчазейро Аусхассена и Байониса Эссентессера. Да, и Виррена Аймалдэна — ведь ваш дядюшка родом из Серебряного Края, не так ли? В общем счете грозовиков выходит пятеро против четверых. — На самом деле против пятерых, но о Хоуэрсе Эссентессере Мальс говорить не собирался.

— Шестеро, — возразил Бьюкенен. — Вы забываете самого адмирала, который почти всю жизнь прожил в Грозовом Мире и вознесся именно в войне за родной край. Жаль, что он погиб, так и не успев дотуда добраться.

Хор едва слышно вздохнул. Беседовать сейчас о Мэйле Иушнице он не хотел, однако другие темы на ум просто не приходили. Он прошелся немного назад по разговору и вспомнил, о чем спрашивал Кея Аймалдэна.

— Вы все же не сказали: вы куда-то ездили, помимо передвижений из-за смены места жительства?

— Нет, — ответил Бьюкенен. Мальс так и думал. — Я слишком занят. Да и зачем? Отдохнуть я могу прямо в Квемере, здесь находятся практически все дорогие мне люди.

— А отец, мать?

— А вас тянет съездить к вашим отцу и матери? — выражение лица собеседника внезапно приобрело жесткость.

— К матери — тянет, — признался Хор только ради того, чтобы не соответствовать ожиданиям. — Но отец будет мне не очень-то рад, поэтому я пока в Грозовой Мир не ездил. Однако, в конце концов, я покинул его только три года назад, и с тех пор прошло не так уж и много времени. Когда я освоюсь с новым положением, то смогу навестить мать и брата.

— А я покинул свою малую родину в шесть лет — и толком не успел родителей запомнить, — с неожиданной злостью сказал Бьюкенен. — А они и не захотели потом иметь со мной тесные отношения, ограничившись официальщиной между членами семьи. Хорошо хоть, Мас и Тора здесь. Мы с ними вместе росли.

Некоторое время они опять помолчали. Тему семьи не любили оба, и хоть Мальс и желал прощупать собеседника, но открывать ради этого перед ним собственное прошлое было слишком. Хор сделал вид, что увлечен постепенно остывающим чаем.

— Они понимают меня немного лучше, чем дядя, — продолжил тем временем Кей Аймалдэн слегка рассеянно, а затем нахмурился и посмотрел на Хора. — Вы знаете, я совсем забыл об одной вещи, а она, может быть, важная. Помните, вы потеряли сознание на дирижабле, и мы остановились в мелком городке? Вылетело из головы его название…

— Да, — быстро кивнул Хор, раздумывая, что за открытие ему может принести этот разговор.

— Ну так вот, — Бьюкенен выглядел чуть сконфуженно, — пока вы отдыхали, дядя и ещё кто-то там поехали в Квемеру. Нас расспрашивали потом одновременно с ним, и я соврал, что сидел все это время в гостинице, и Мас с Торой соврали, потому что хотели меня прикрыть. Я… Я понял, что это время не должно проходить зря, и уже после отъезда дяди добрался до Квемеры, до госпиталя, и провел одну операцию. Я боялся, что без меня там могут ошибиться, но Виррен меня уговорил, и я поехал с ним в Грозовой, а затем вернулся, раз уж такой знак судьбы вышел. Только дяде об этом мы не сказали, а потому и полиции не стало известно, и я несколько раз думал, что это может быть важным, но все не находил времени и повода, чтобы рассказать. Вот так, — выдохнул он. — Надеюсь, я не испортил ничего, скрыв эту информацию.

— Нет, не испортили, — Хор постарался сохранить ровный, почти беззаботный тон. — Но я расскажу об этом Маршалу.

Было чему удивиться. Выясненное обстоятельство сразу же вызывало немало подозрений в адрес Бьюкенена — если б только он сам не сообщил об этом. Какой смысл преступнику в очернении себя?

— Наше государство так устроено, — тихо заговорил Кей Аймалдэн. — Так уж оно устроено, что семья аккуратно ставится на второй план, пропуская на первый служение. Я очень тянулся к матери, к отцу, а потом все понял и с тех пор любил только книги по медицине.

— А брат и сестра? — с осторожностью вклинился в его слова Хор.

— Мы росли вместе, это да, но обучение отнимало у нас все время и силы, особенно у меня. Я постоянно уставал, Мас и Тора требовали внимания от меня и обижались, между нами постепенно выросло некое отчуждение. Нет, не то чтобы мы друг ко другу равнодушны, но особой любви не возникло. Я все направил на службу, с головой окунулся в медицину, впитывал все знания и с готовностью тренировал свои умения, чтобы потом прийти в госпиталь и избавлять людей от боли. Я делал как раз то, что и должен был, если брать закономерности нашей системы. Тем не менее, на меня порой смотрят, как на странного человека. А каким я ещё мог вырасти? Меня так учили. Я — лекарь, и все. Остального человека уже не существует. Я выполняю свою работу. Я выполняю свое служение.

— И вам не хотелось вырваться из этого? — тоже тихо проговорил Мальс.

— Когда-то — хотелось, не спорю, — Бьюкенен, наоборот, повысил голос. — Но в те моменты у меня просыпалось какое-то подобие совести и идеализма, и я начинал ругать себя: что же это такое, я должен помогать людям, я не имею права заниматься только собой… Я стыдился своих желаний и с большей силой ударялся в работу, потому что это было моим призванием, и все твердили мне об этом.