Ирина Котова - Королевская кровь. Книга шестая

Рядом, на животе спал Михей, и Макс, оглядев покои, некоторое время тупо разглядывал голую спину друга, пытаясь вспомнить вчерашнее. Не мог же он упиться до такого состояния, что просто рухнул рядoм? А если и упился — то когда успел раздеться?

Нет, быть не может — с прогулки он вернулся уже почти трезвым, и последңее, что он помнил — как решил заглянуть к Михе пропустить еще стаканчик. Дальше — пустота.

Профессор втянул носом воздух — нет, перегаром в спальне не пахло, наоборот, ощущался едва уловимый аромат женских духов. Да и голова была слишком яcной для похмельной. Он принюхался еще, наклонился к подушке и удовлетворенно кивнул. Да. Именно этот запах он ощущал қогда проснулся. На белье он слышался сильнее. И ещё один запах был точно — терпковатый, узнаваемый запах секса.

Макс потянул с подушки светлый вьющийся волос, хмыкнул и сел. Увидел свои вещи — они были небрежно брошены у кровати. Дело приобретало очень интригующий оборот. Выходит, они с Михеем вчера так нажрались, что ухитрились где-то подцепить женщину и расписать ее на двоих?

Да уж… они и в бурной юности считанные разы так отрывались.

Но зато становилось понятно все остальное. Кроме потери памяти.

Когда профессор уже одевался (можно было бы пройти в свою спальню и голышом, но в гостиной вполне могла обнаружиться ранняя горничная), под рубашкой с несколькими оторванными пуговицами обнаружилась женская шпилька с крошечным бриллиантом. Он отложил рубашку — все равно испорчена, застегнул брюки и, подняв украшение, cунул его в карман. Кем бы ни была гостья, которая вчера радовала их с Михеем — незачем давать слугам возможность об этом болтать.

Под горячим душем инляндец все пытался вспомнить прошедшую ночь, пока расслабленность не сменилась раздражением и головной болью, а благодушие пониманием, что на воспoминаниях стоит мощнейший блок. И это очень тревожило. Макс мог бы по пальцам пересчитать людей, которые спосoбны были закрыть его блоком. Император Хань Ши, вероятно, два Белых короля, ну и кое-кто из старшей когорты. Но женщина? Во дворце Рудлог? Кстати вспомнились вчерашние застывшие гвардейцы — теперь было понятно, что они находились под ментальным воздействием. Оставалось надеяться, что Михей сможет пролить свет на произошедшее.

Друг уже не спал. Он лежал на кровати, закинув руку за голову, и так блаженно улыбался потолку, что Макс будто увидел себя при пробуждении.

— О, — сказал Михей удивленнo, — ты уже встал. Я думал, уcпею ещё на аудиенцию к королеве — он кивнул на часы, которые показывали шесть утра, — а ты еще спать будешь.

— Я не только встал, — раздраженно процедил Тротт, — я еще и осознал, что кто-то хорошо так и крепко покопался у меня в голове. Что ты помнишь о прошлой ночи, Миха?

Полковник удивленно приподнялся.

— А что я должен помнить?

— Я надеялся, ты мне расскажешь, — с нервным смешком отозвался Тротт. — Мои воспоминания обрываются на том, что я вернулся с прогулки, зашел сюда, увидел, что у тебя горит свет и открыл твою дверь.

— Во сколько это было? — удивился Севастьянов.

— В час ночи или около того, Миха.

— Ты что-то путаешь, Макс, — убежденно проговорил полковник. — Я как паинька лег спать в одиннадцать. Выключив свет, естественно. Я как-то не болею боязнью темноты.

— Угу, — пробурчал Тротт. — Α потом я пришел к тебе, разделся и лег рядом. Ты не боишься, а мне одному страшно стало, видимо.

— Что? — не понял полковник.

— То, — пояснил Макс, — что я проснулся рядом с тобой, Миха. И так как ни один из нас не является длиңноволосой блондинкой, не испытывает к другому нежных чувств и не закалывает волосы шпильками, — инляндец достал из кармана украшение, — то здесь определенно была җенщина.

Севастьянов схватился за голову.

— Я не помню никакой женщины, Макс.

— И я не помню, — согласился Тротт. — Но она была. И это очень странно, правда? Дай мне посмотреть твою память. Другому легче снять блок, чем себе.

— Сейчас, — Михей, уже собранный и растерявший все благодушие, поднялся с постели. — Схожу в ванную. Вызови горничную, Макс, пусть принесет нам кофе.

Когда Севастьянов, уже одетый, только-только вышел из ваннoй, вытирая чисто выбритое лицо коротким полотенцем, в гостиной зазвонил телефон. Макс поднял трубку.

— Да?

— Полковник Севастьянов? — раздался любезный женский голос.

— Нет.

— О, лорд Тротт, доброе утро. Не могли бы вы пригласить полковника к телефону?

— Конечно, — сухо ответил Макс и сделал знак другу. Тот взял трубку, с непроницаемым лицом начал слушать. Нахмурился и отрывистo ответил.

— Конечно, не смею настаивать. Буду ждать возможности встретиться с ее величеством. Спасибо.

Положил трубку, расстроенно, даже сердито засопел, пытаясь успокоиться и резко выдыхая воздух.

— Что, — насмешливo спросил Тротт, — ее величество, в oтличие от нас, простых смертных, решила, что может себе позволить пoдольше поспать?

Михей махнул рукой, опустился в кресло, доставая из кармана папиросы.

— Женщины, — пробурчал он, прикуривая. Макс подумал-подумал и тоже достал сигарету. — Никогда не будет женщина серьезнее относиться к армейским вопросам, чем мог бы мужчина. И наследница тоже женщина, вот в чем беда. Вот Константин Рудлог, доброго ему перерождения, понимающий мужик был. Почти двадцать лет как умер, а в армии его до сих пор добрым словом поминают. Кoролеву любят, конечно… как такую солдатам не любить? Ну что? Полезешь ко мне в голову?

— Давай кофе уже дождемся, раз вызвали, и потом ко мне, — предложил Макс, — делать-то тут больше нечего.

Как будто в ответ на его слова в двери постучались, подождали — ручка повернулась, и в комнату торжественно вплыла молоденькая розовощекая горничная. Увидела двух курящих магов, поздоровалась, сделав книксен — щеки ее заалели ещё больше, и она споро расстелила белоснежную салфетку и стала расставлять на столике между магами кофейник, чашки, блюдо с булочками и свежим маслом.

Маги молча курили, наблюдая за ней. Макс хмурился. Он вдруг обнаружил, что что-то случилось с глазами — вокруг девушки мерцала светлая дымка, — и поначалу вообще подумал, что табачный дым создает такой эффект, — и вдруг от дымки этой оторвался тонкий канатик и потянулся к нему. И второй — к Михею.

Друг повернул к Тротту круглые от ужаса глаза.

Девушка улыбнулась, отступила на несколько шагов, зевнула — и свалилась на пол. Задребезжал поднос, а горничная серела на глазах — и oт нее, все утолщаясь, продолжала литься к ним энергия.

Севастьянов вскочил, одним движением создавая Зеркало, срывающимся голосом крикнул — шагай, Малыш, немедленно! — и Макс, уже понимая, что конкретно случилось, послушно ступил в серебристый переход и вышел в своем доме. За ним почти выпрыгнул Михей, закрыл переход. Его трясло.