Карен Монинг - Песнь лихорадки

— Так ты и Каоимх… — я умолкла и села обратно. Я находилась не в своей стихии. Я хотела уйти. Я не могла уйти. Моя задница превратилась в студень, который никак не мог решиться, то подталкивая меня с дивана, то таща обратно. Я разрывалась от точного знания, что руки времени пожирают еще одну часть моей жизни. Часы. Ну конечно. Убейте часы, написал он, эти ублюдки воруют время. В ту ночь, когда он подарил мне стих и браслет, он по-своему говорил мне, что времени мало и каждый момент имел значение. Я закрыла глаза, вспоминая последнюю строфу. Это был его сигнал тревоги, который он пытался до меня донести, не навлекая на себя риск, что я не приму это и убегу.

Пребывание с ним дало мне это — чувство, что меня не преследует, что за мной не гонится древний Вечный Страж, всегда держащий наготове свой плащ — каждый день, каждую минуту.

— Что ты пытаешься у меня спросить? — спокойно сказал Танцор.

— Ты и… — я снова умолкла на полуслове.

Он позволил тишине затянуться, напряженно наблюдая за мной, бегая взглядом от моего правого глаза к левому и обратно. Наконец, он мягко подтолкнул:

— Что, Мега? Что ты хочешь знать?

— Ты и Каоимх… черт подери, Танцор, помоги же мне!

— Ты хочешь знать, были ли мы любовниками, — сказал он так тихо и по-взрослому, что я неудобно заерзала.

Он не сказал «бойфренд» или «встречаемся». Он использовал слово, которое внезапно заставило меня представить, как его высокое сильное тело распростерлось над Каоимх, как он что-то страстно шепчет ей на ухо, смотрит на нее с желанием. И от этого живот скрутило жаром.

— Почему это так сложно спросить? Тебе просто нужно сказать: «Танцор, ты любовник Каоимх?»

Я сердито покосилась на него, находясь на грани того, чтобы вылететь за дверь в режиме стоп-кадра и никогда не возвращаться.

Он откинулся назад, уложил свои длинные ноги на кофейный столик и раскинул руки по спинке дивана. И у меня возникло смутное ощущение, что он прекрасно знал, как хорошо выглядит в этой позе. Показывал свои мышцы груди и руки, над которыми так упорно работал, чтобы сделать их точеными и сильными, руки, которые могли бы обнимать меня во время поездки на Дукатти.

— Неа. Я все еще девственник.

Я раскрыла рот от изумления.

— Да?

— Эй, мне всего лишь семнадцать. Это не такая уж редкость.

— Но ты же мог, ну то есть, ты знал… — я умолкла на полуслове.

— Что я рожден с более коротким фитильком, чем все остальные? — спокойно закончил он.

Я кивнула.

— И что, я должен был выскочить и хватать все, что попадется в руки, пока есть шанс? Ты знаешь, что я придирчив, Мега. С другой стороны, это заставило меня следить, чтобы каждый полученный мною опыт имел вес. Это должно быть лучше всех, или этому не бывать вовсе. Я не хотел накапливать плохие воспоминания, никаких сожалений.

Это я понимала. Мы были такими разными, но в то же время одинаковыми.

— Мы абсолютно разные, — сказал он, будто читая мои мысли, — но в то же время во многом схожи. Ты была рождена супер-во-всем: суперсильная и умная, с суперслухом, обонянием, зрением, и суперчертовски быстрой. Черт, я это обожаю. Наверное, твою демоническую скорость мне хотелось больше всего. А я был рожден супер… ну, не слабым, но с изъяном в моем устройстве. Когда я умер в восьмилетнем возрасте и узнал, что со мной не так…

— Тебе было восемь, когда ты умер? — мне тоже было восемь, когда у меня проявились способности.

Он кивнул.

— Ага. Смерть сделала со мной то же, что сделали с тобой твои суперспособности. Она сделала меня бесстрашным.

— Ты же понимаешь, что многие люди вынесли бы другой урок. Они бы почувствовали себя более уязвимыми и относились к себе более осторожно.

— В тот день, в течение этих трех с половиной минут, я кое-что видел, Мега, и я знаю, что за этим есть большее. У меня есть вера, и она сильна. Я не боюсь. Смерть — это всего лишь дверь в следующее большое приключение.

Ага, ну что ж, я еще долго не собиралась позволять ему открывать эту дверь.

— Я гадала, есть ли у тебя какая-то суперсила, — сказал я ему. — Однажды я видела, как ты идешь по улице, и ДВЗ разлетаются от тебя, будто ты один из людей Бэрронса или типа того.

Головокружительная улыбка осветила его лицо.

— Ага, разлетаются, не так ли? К слову о загонянии Риодана в чертов тупик, — сказал Танцор и рассмеялся. — Ты бы видела его лицо в тот день, когда я был с ним, Бэрронсом и Мак, и ДВЗ расступились передо мной точно так же, как перед ним и Бэрронсом. Это было бесценно. Я узнал слабые стороны Носорогов и нескольких других низших каст, но не слишком преуспел с высшими кастами. Отвлекся, работая над песнью, — он потянулся вниз и приподнял штанину джинсов, показывая что-то вроде часов вокруг своей лодыжки с маленьким черным квадратиком, мигавшим огоньками.

— Однажды я задумался о том, что Фейри созданы из энергии, и как работают невидимые заборы, бесшумные свистки для собак и все такое, и я начал экспериментировать с радиопередатчиком, модулируя и тестируя частоты на Фейри, с целью отпугнуть, но не убивать. Иногда мы ставим слишком высокую планку, тогда как меньшую цель проще достичь, но она не менее эффективна. Я понял, что если смогу изобрести что-нибудь, что будет удерживать Фейри от тебя подальше, я буду отпадным.

— Ты уже отпадный, Танцор, — сказал я ему.

— Ага, но я хочу быть еще отпаднее отпадным, — сказал он, играя бровями.

Я улыбнулась, заставляя себя не показывать гложущей меня печали. Я не могла так с ним поступить. Это было бы нечестно.

— Ты самый отпадный из всех отпадных, кого я знала и, наверное, когда-либо буду знать.

Танцор быстро пришел в себя и посмотрел мне в глаза, изучая меня с нервирующей напряженностью.

— Отпаднее Риодана?

Я мгновенно перешла в защиту, обороняясь.

— В смысле? Какое отношение Риодан имеет к нашему разговору?

— Не будь дикобразом, Мега. Я не осуждаю и не шпионю. Просто иногда мне кажется, он… ну, может ты… вы двое, эм… — он заткнулся, вздохнул и запустил руку в свои густые волосы, ероша их. — Я никогда не буду как он. Я не так устроен. Я мозговитый семнадцатилетний гений с плохим сердцем. Не то, чтобы это вызывало у меня неуверенность, но этот чувак делает меня неуверенным. Он — все то, чем являешься ты и не являюсь я.

Я вспылила.

— Никогда не смей говорить мне, что у тебя плохое сердце! Никогда не произноси этих слов. У тебя самое большое сердце в мире. Ты всем вокруг себя приносишь только лучшее, и люди любят тебя. Но ты прав. Ты не как он, и никогда не будешь.