Дана Арнаутова - Белая ворона

— Все-таки пока еще тье Ресколь, не Анриетта? Или это ради окружающих такая сдержанная вежливость?

— Она очень красива, — сдержанно подтвердил Алекс.

— Да не в красоте дело! — махнул рукой франк, оживляясь и сбрасывая маску бесстрастности. — Как ее любит камера! Вы потом поймете. Увидите снимки — и поймете. Это будет прорыв в искусстве камерографии!

— О снимках… — медленно начал Алекс. — Венсан, я могу просить вас об одолжении?

— К вашим услугам.

— Я хотел бы заказать вам снимки Флории. Подождите, — мягко попросил он нахмурившегося АрМоаля. — Я помню, что вы говорили. Камера ее не любит… Это неважно. Флория не собирается быть актрисой или журнальной моделью. Просто я хочу сделать ей подарок. И можно попросить, чтобы инициатива исходила от вас? Флория не уверена в себе…

— Понимаю.

АрМоаль глянул на карманные часы.

— Я сделаю сегодня с ней несколько снимков. Попытаюсь выжать что-то интересное. Одну-две камерографии отберу для выставки. И…

Он улыбнулся Алексу и сказал чуть громче, метнув быстрый взгляд через его плечо:

— Я премного благодарен вам за разрешение!

Алекс обернулся, посмотрел в загоревшиеся недоверчивой радостью глаза Незабудки. Взял с принесенного ею подноса чашку с чаем, светлым, в отличие от почти черного напитка франка и сказал небрежно:

— Флория, тьен АрМоаль хочет, чтобы ты ему позировала. Ты согласна?

— Вы позволяете?!

— Конечно, милая, — пожал плечами Алекс.

Он снова притянул к себе залепетавшую что-то несвязно-благодарное Незабудку, поцеловал в щеку, и Флория умчалась, причитая, как же теперь успеть привести себя в порядок.

— Она вам дорога, — констатировал АрМоаль, пригубив чай.

— Алекс!

Анри, вынырнувшая из боковой двери, сияла, как начищенный золотой дублон. Она и вправду переоделась, снова в черное, но совершенно в другом стиле. Теперь — Алекс едва не поперхнулся чаем — на ней была белоснежная рубашка с пышным кружевным жабо и манжетами, угольно-черный бархатный камзол с золотым шитьем и узкие черные штаны, тоже бархатные, из-под которых ниже колена виднелись шелковые белые чулки. На женском теле, стройном, но округлом, выглядело это…

Алекс сглотнул и невольно облизал губы.

— Ты все-таки приехал!

О да, хотя его не приглашали- благодарение Флории, вовремя поделившейся новостями. И снова укол то ли ревности, то ли злости.

Он стряхнул неприязненное чувство — ведь это же Анри, и она счастлива, так чего еще желать? Улыбнулся с вернувшейся искренностью, обласкал откровенно восхищенным взглядом, обернулся к АрМоалю.

— Это тоже для съемок?

— Вам нравится?

Франк рассматривал Анри с такой гордостью, словно был художником, а она — его шедевром.

— Тьен Венсан хочет снять галерею исторических образов.

В глазах Анри плясали крошечные шаловливые искры-боуги. Она улыбнулась франку — для нее уже просто Венсану, отметил Алекс, — и одним легким прыжком взлетела на подиум.

— Исторические образы?

— Да. Публика будет шокирована женщинами в мужских костюмах, но очарована их красотой.

Улыбка АрМоаля была совершенно спокойной, просто безмятежной.

А возле подиума появилась Незабудка. Распущенные и тщательно уложенные локонами волосы, новое платье серебристо-белого шелка — где только успела найти? Франк тоже посмотрел в ту сторону, поморщился:

— Нет, совсем не то… Простите…

Быстрыми упругими шагами он подошел к Флории, что-то сказал и небрежным движением руки взлохматил прическу. Оглядел — и снова уронил пару слов. Флория покорно помотала головой — Алекс смотрел, онемев от изумления, как рассыпаются в беспорядке блестящие светлые пряди.

— Для начала хватит, — услышал Алекс.

Просияв, Незабудка обернулась и посмотрела, как ребенок, которому подарили целый ворох игрушек. Алекс улыбнулся и кивнул ей в ответ. Отпил чай, совершенно не чувствуя, чтобы первая чашка принесла хоть какую-то бодрость. И снова некстати вспомнилось, что Маред сейчас спит, наверное. А он давно не видел, как она просыпается. Как щурится и тянется спросонья, разомлевшая, уютно-теплая…

На подиуме франк снимал Флорию. Работал честно: заново поправлял освещение, выбирал фон… Сам Алекс всю жизнь полагал, что Флории, как и всем блондинкам, идут нежные, но яркие цвета. Однако сейчас Флория была в ослепительно-белом и казалась невозможно изящной и пугающе хрупкой. Кожа лица, декольте и обнаженных рук светилась изнутри то ли мрамором, то ли жемчугом. И Алекс никак не мог понять, чего не хватает франку в этой безупречной красоте. Почему камерограф морщится и смотрит на Незабудку искоса, явно скрывая недовольство.

Наконец, сделав несколько снимков, он взмахнул рукой, подзывая Анри.

— Вдвоем? — спокойно уточнила та. — Как нам встать?

А вот Флория вспыхнула, на фарфоровом личике появилась недовольная гримаска, впрочем, мгновенно растаявшая. Повинуясь указаниям, Флория послушно опустилась на очередную подстилку-фон, а рядом откуда-то быстро появилось кресло, в которое села Анри.

Алекс смотрел, злясь на АрМоаля, но не в силах им не восхищаться. Неизвестно, каким он был ресторатором, но камерографом — по благословению богов. В зале вдруг стало тихо. Замолчала щебечущая Эмбер, ни звука не долетало от стены, где стояли еще несколько человек, и даже охранники, притащившие кресло, отошли от подиума на цыпочках.

Анри слегка наклонилась к Флории, сидящей у ее ног. Самая обычная поза у обеих, если рассматривать по отдельности. Только вот сейчас сцену пронизывали невидимые струны, пока молчащие, но уже напряженные. Алекс замер, затаив дыхание. Четкий тонкий профиль Анриетты — как золото старой камеи, холодный мрамор лица Флории. Черный бархат и белый шелк одеяний. Вот Незабудка упрямо сжала губы, словно сопротивляясь, и Венсан шагнул к ним. Сказал что-то уже с раздражением, Флория послушно чуть сменила позу, развернув плечи, и все-таки это было не то…. Струны не дрожали, композиция была совершенна, но мертва.

И тут Анри, тихо, почти неслышно уронила несколько слов, едва шевеля губами. Услышала ее только Флория. А результат — увидели все. И без того большие глаза Флории стали огромными, растерянно-злыми, ненавидяще-яростными, — и это все разом. Она подалась к Анриетте, на миг замерев в изломанной позе, приоткрыла губы…

— Готово! — крикнул АрМоаль, и Алекс увидел на усталом лице франка широкую счастливую улыбку. — Великолепно, милые тье!

Камерограф спрыгнул с подиума — и зал ожил. А Алекс беспомощно смотрел, как Флория, вскочив, убегает в ту же боковую дверь. В восхищенном гомоне вокруг он слышал, как завидуют моделям, как обсуждают происходящее, а раздражение внутри сменилось тянущей тоскливой тревогой. Хотя с чего бы?