Виктория Миш - О том, как жена захотела изменить своему мужу

Сейчас она сидела на кровати, а на ковре, прямо у ее ног, переживал Олег.

— Хватит извиняться! — Мариам казалось: еще одно слово, и она его стукнет.

— Но твое плечо, — Олег костерил себя последними словами, — Оно же болит.

— Дядя залечил, все нормально.

— Но тебе было больно, — неуступчиво сказал Олег, и в его глазах плескалось море вины.

— Не думала, что ты такой вспыльчивый, — Мариам потянулась за соком на туалетном столике, — И откуда умеешь превращать предметы?

— Только режущие, — виновато объяснил Олег, — один маг показал и… Я ни разу не использовал этот прием, не знаю, как получилось.

Он вздохнул.

Марк залечил ее рану быстро, еще в столовой, но шрам останется. Как и боль — организм не был готов к тому, чтобы резкую боль сразу же убрали, поэтому все еще ныл.

На мужчину было жалко смотреть. Он напрочь забыл о Татьяне, своей ревности и злости, когда увидел, что натворил.

Когда показалась алая струйка, он чуть не заплакал. Когда она стекла вниз на ковер, Мариам искренне забеспокоилась о его душевном здоровье.

Теперь уже можно думать здраво. Да, она сама перебрала. Вино, так вкусно и легко шедшее до ужина, сильно ударило в голову и вряд ли бы успело выветриться без помощи дяди.

Он ничего ей не сказал. И хотя девушка знала, что дядя не любит скандалы, все равно не могла остановиться. Сознавала и говорила.

В пику ему она затеяла этот разбор полетов, и кто бы знал, чем все это закончится!

Мариам очень любила платья с открытыми плечами. А теперь о них можно было забыть.

— Мариш, прости, — Олег осторожно взял ее за руку и погладил по пальчикам.

Такой огромный бугай, а смотрит, как побитый щенок. Он сидел рядом, на пушистом ковре у ее кровати, и был таким близким и притягательным.

Мариам коварно улыбнулась.

— Прощу только в одном случае.

Немая мольба во взгляде. Разве можно устоять и не улыбнуться?

— Поцелуй меня.

Она замерла, ожидая его реакции. Но ее не последовало. Он все так же спокойно гладил ее по руке и открыто смотрел в глаза.

— Иначе не прощу, — добавила она, все еще наблюдая.

Он потянулся к кровати и легонько коснулся ее губ. Откинулся обратно на ковер.

— Разве это поцелуй? — протянула Мариам, и сама соскользнула вниз, — Давай покажу, как надо.

Он слегка улыбнулся и позволил себя поцеловать. Мариам нежно прижалась к губам и чуть потянула за верхнюю. Весь облик накаченного брутала рушился из-за мягкости и нежности его губ. Чувствуя необычную легкость, Мариам настойчиво поцеловала снова и взяла в захват нижнюю губу.

Он ответил.

Поцелуй длился так долго, что у Мариам затекли ноги. Но прерывать эту долгожданную близость не хотелось, и в этот момент девушка отчетливо поняла, что влипла.

Не может быть!

Она оттолкнула его и тяжело задышала. Перед ней — непонимающий взгляд и мужчина, оставшийся без поцелуя.

Так не должно быть. Только не он!

Не Олег, муж Татьяны. Он пришел сюда, чтобы вернуть жену. И все эти глупости с поцелуями бесполезны, потому что…

Они никогда не будут вместе. Ни при каких обстоятельствах.

В то же время девушка чувствовала, что единственный человек, с которым она хотела бы провести свою жизнь — это Олег.

Он сильный, красивый, активный. Он не будет терпеть и заниматься политесом. Да, он ошибается, но тут же признает свои ошибки. Он — искренний и так хочет семью…

Не понятно почему, но сейчас это показалось ей привлекательным и желанным.

Да, она тоже хотела бы создала семью с ним. Вот прямо сейчас, но…

Разочарование и боль разлились в ее сердце.

Мариам почувствовала, как наворачиваются слезы.

— Уйди, — сдавленно сказала она, — пожалуйста.

Он кивнул и как-то быстро вышел из комнаты.

Она попыталась допить сок, но подавилась и расплескала остатки.

— Когда же я так влипла? — она постаралась сдержать слезы, но они катились независимо от ее желания, — Почему именно он?

Стакан полетел в стенку и растекся некрасивым оранжевым пятном.

Поцелуй… У нее остался только один поцелуй от любимого человека.

— Ааа, — зарычала Мариам, и ей захотелось крушить, ломать, раскидывать вещи в этой комнате.

Ведь они — свидетели ее слабости. Ее глупости.

— Ну почему нельзя? Почему?

Она откинулась на кровать и долго била по ней ногами, выплескивая боль.

Глава 19

Оранжерея была огромной и красивой. Я долго бродила между растениями, успокаиваясь, и старалась найти гармонию в себе.

А заодно осознать одну простую и малоприятную истину: я — никому не нужна. Вообще. Только себе и будущему малышу.

И пусть. В конце концов, мир не сошелся клином на мужчинах, и без них вполне можно прожить.

Сразу же побежали мысли: зачем я здесь? Неужели только из-за Кассандры?

А если откровенно?

Я бродила, вдыхала аромат цветов и трогала их нежные листочки. Наедине с природой, без людского общения было легко и покойно. Как будто я попала в оазис из другого мира — так необыкновенно все это смотрелось.

Как и рояль в самом углу оранжереи.

Сверху — открытая форточка, почти у самого потолка. Стеклянная, с необычным узором, она открывала ночное небо и мелькающую между облаками луну. И полностью прозрачная стена в сад.

Мне захотелось поиграть. Не то, чтобы я хорошо умела, но ведь и слушателей нет. Поэтому я смело подошла к инструменту и открыла крышку.

Ощущение вседозволенности — что я могу выплеснуть наружу то, что меня гложет, и о чем мечтаю, овладело мной. Я вспомнила песню, которую сочинила еще до замужества, и легонько напела ее:

Иногда в ночи

Ясный призрачный свет

Для меня звучит

Как нотный букет.

Он зовет меня

Туда, в светлую даль.

Он волнует меня,

Мешает ночью спать.

Дальше должны были идти вариации на проигрыш, но я не помнила, как там нужно играть, поэтому просто помурлыкала на «А-а-а».

Мне казалось, что я растворяюсь в этой нехитрой мелодии, а луна, так вовремя выглянувшая из-за тучки, одобрительно сияет мне.

— У тебя приятный голос.

Аккорд оборвался, а я замерла. Крышка рояля ловила легкие блики луны, и в ее гладком отражении я не видела говорящего. Но тембр, пусть и негромкий, определенно был знакомы и поднимал неясные трепыхания в душе.

— Почему ты играешь в темноте?

— Не включайте свет, — немного поспешно ответила я и все-таки обернулась.

Он стоял в чуть мерцающей зелени, и лунная дорожка освещала его лицо. Слишком красивое. А фигура! Нереально встретить такого на улице.

Олег все-таки качок, и сильно уступает в пластичности и легкости движений. Я выдохнула: и во всем другом тоже уступает…

— Что это за песня?

— Моя старая… — почему-то я засмущалась, и говорить об этом расхотелось.