Полина Флер - Сердце василиска (СИ)

— Не вертись! — сурово прикрикнул Дитер. — Заколдую!

Я замерла, испуганно тараща глаза. Он василиск, он может. Обратит в камень, и буду стоять среди цветущих слив, красивая и вечно молодая. Идеальная натурщица!

Передвинув во рту длинный мундштук, Дитер усмехнулся и выдохнул вместе с дымом:

— Так-то лучше!

Я приняла надутый вид, но хватило меня только на несколько минут. Руки затекли держать белый бумажный зонтик. Полупрозрачный альтарский халатик, расшитый пионами и райскими птицами, так и норовил соскользнуть с плеч. Подпустив в голос слезу, я осторожно осведомилась:

— И тебе совсем-совсем не будет меня жалко?

— Будет, — ответил Дитер, тщательно замешивая голубую краску. — Но только немножко. Совсем. Капельку.

— Жестокий! — возмутилась я. — Разве камень обнимет так нежно, как это сделает живая женщина? Разве утешит, когда плохо? Разве поцелует? Разве родит наследника?

— Тебе мало одного чудовища? — выгнул бровь Дитер, одновременно касаясь кистью натянутого на подрамник холста.

— Мало! — с готовностью закивала я. — Хочу двоих… нет, пятерых маленьких чудовищ! И чтобы все были похожи на тебя!

— Какой ужас! — отозвался Дитер, театрально округляя глаза. — Пять маленьких надутых индюков! Тебе не кажется, что это перебор?

Я задумалась, постукивая ногтем по бамбуковой рукояти зонтика, наконец, кивнула:

— И правда, не слишком ли много радости для тебя одного? Пусть дочки будут похожи на меня.

— Капризули с острыми язычками? — Дитер схватился за сердце. — Мне хватает одной!

— Фу, какой же гадкий у меня муж! — завела я глаза. — И почему ты так не любишь детей?

— Я просто не хочу передать свое проклятие, дорогая, — возразил Дитер, снова переключаясь на картину. — Не хочу той судьбы, что была у меня. Эти косые взгляды… насмешки… презрение… вечный страх!

— Ты теперь можешь управлять силой, — возразила я. — Проклятие снято, нам нечего бояться!

— И все-таки я не уверен, — упрямо ответил он, сосредотачиваясь на портрете и полностью спрятавшись за ним. Дитер умел быть нежным и заботливым, когда хотел, но если ему что-то втемяшится в голову, пиши пропало, он становился непреклонен. Типичный характер типичного вояки, которого все еще называли фессалийским чудовищем и боялись смотреть в лицо, особенно, когда Дитер был без очков.

— Обещаю, — сквозь зубы продолжил он, нервно грызя мундштук, — скоро я обязательно разберусь с этим вопросом. Я отправил прошение в альтарский монастырь, и как только монахи-отшельники согласятся нас принять, мы узнаем наверняка.

Я вздохнула и опустила ресницы. Конечно, когда выходишь замуж за проклятого генерала, всегда есть вероятность, что твои дети тоже переймут проклятие, и ни мне, ни мужу не хотелось рисковать. Но от одной мысли о том, что у меня будет ребенок от любимого мужчины, сердце замирало от счастья, и я готова была ждать, сколько угодно, лишь бы это однажды произошло.

— Ты веришь мне, пичужка? — спросил Дитер, на миг отрываясь от картины.

— Верю, — улыбнулась я, и генерал улыбнулся в ответ.

— Вот и хорошо. А сейчас дай мне спокойно дорисовать волосы!

— Голубой краской? — с подозрением спросила я, глядя, как Дитер снова увлеченно заелозил кистью по холсту.

— Не нравится голубой цвет? — он пожал плечами. — Я могу взять зеленый.

— Ты опять смеешься надо мной!

— Серьезен как камень. И прекрати вертеться, иначе нарисую тебе красные уши.

— Только не красные уши! — возмущенно пискнула я и взмахнула зонтиком, сбив несколько цветков. Белые лепестки закружились, осыпая меня как снегом.

— Спокойно, пичужка. Я художник, я так вижу, — выдув дымную струйку, Дитер отодвинулся от холста, окинул его довольным взглядом и удовлетворенно заявил: — Ну вот, теперь почти готово. Можешь смотреть.

Я сразу отбросила зонт и, придерживая халатик, метнулась к портрету. До этого я видела его картины только в родовом замке герцогов Мейердорфских, наследником которых был мой муж, но при мне Дитер не рисовал. Лишь недавно мне удалось уговорить его вернуться к любимому хобби, и мне нравилось, каким умиротворенным и возвышенным становилось тогда его лицо.

Оттолкнув Дитера плечом, я остановилась перед холстом и замерла, не веря своим глазам.

— О, Дитер! — тихо воскликнула я. — Это действительно талантливо…

Расплываясь в радостной улыбке, я разглядывала собственный портрет, нарисованный нежными акриловыми красками. Дитер изобразил меня в виде альтарской аристократки, неспешно прогуливающейся в цветущем саду, когда солнце только восходит над вершинами гор и золотит облетающие цветы. Мое лицо на картине было немного белее обычного, согласно альтарской моде, но тем лучше с фарфоровой кожей контрастировали рыжие волосы, уложенные в сложную многоярусную прическу и подсвеченные солнцем, и нежно коралловые губы, уголки которых приподняты в улыбке, достойной Моны Лизы.

— Глаза боятся, руки делают, — с удовольствием проговорил Дитер, глядя не на портрет, а на меня. Я счастливо вздохнула и поцеловала его в щеку.

— Спасибо, дорогой…

— Нет, нет! — засмеялся он, притягивая меня к себе. — Этого мало! Такой превосходный портрет только из-под пера мастера достоин большего, чем поцелуй в щеку!

— То был задаток, — промурлыкала я, запуская ладони ему под рубашку. — А теперь все остальное.

Дитер вытащил мундштук и ответил на поцелуй, обнимая меня властно и нежно, прижимая к себе, водя ладонями по обнаженным плечам, все ниже и ниже стягивая халатик. Я замурлыкала, тая от его ласки, глотая сладкое травяное дыхание, скользнула пальцами по крепким накаченным мышцам. Дитер довольно вздохнул и оголил мои груди.

— И правда, — шепнул он в мои губы, — может не ждать никаких отшельников, а заняться наследником прямо сейчас?

— Я буду счастлива, мой господин! — ответила я на ломаном альтарском, прижимаясь к мужу всем телом, как тут в самый неподходящий момент хлопнула стеклянная дверь, ведущая из дома в наш уютный маленький садик.

— Ваше Сиятельство! — услышала я голос адъютанта Ганса. — Вас там…

— Не видишь, придурок, я занят? — рыкнул генерал, оборачиваясь.

Я сразу же накинула на плечи халатик и выглянула из-за Дитера. Адъютант покраснел до самый корней волос, заплетенных в короткую косичку, отвел глаза и добавил:

— И вам доброе утро, фрау Мэрион. Прошу прощения за вторжение, но…

— Отставить любезности! — рявкнул Дитер. — Ворвался, так говори!

— Не смел отвлекать, Ваше Сиятельство, — зачастил Ганс, — но в вашу резиденцию только что прибыл альтарский министр и требует аудиенции!

— Вот как, — спокойно ответил мой генерал, на лице не дрогнул ни один мускул, зато в серых глазах вспыхнули опасные золотые искры. — По какому вопросу аудиенция?