Хейзел Хантер - Касающаяся

В этот момент девушка перестала плакать, если можно назвать плачем то, что получается с кляпом во рту. Вода текла из ее глаз и носа, она громко шмыгала, пытаясь дышать.

— Вот и умница, — сказал Прентисс, неспешно заходя за нее и держа руки стиснутыми за спиной. Его кожаные туфли мягко ступали по серому промышленному ковру. Это дало ему возможность проверить веревки. Они выглядели добротными и тугими, но он дернул за них, чтобы убедиться. Ее запястья оставались надежно связанными за спинкой металлического стула. Он убрал в сторону длинный конский хвост ее черных волос и проверил кляп. Все выглядело хорошо. Обойдя маленькую комнату по кругу направо, он остановился и проверил веревку, которая привязывала ее правую лодыжку к передней ножке стула. Хорошо. Добротно и туго . Он медленно выпрямился и прошел вперед. Девушка повернула голову, чтобы посмотреть на него.

Это был первый раз, когда она перестала рыдать. Она обгадилась в первые же несколько часов, но с этим ничего не поделать. В подвале не было уборной. Конечно же, это огорчало. Надо надеяться, очень огорчало.

— Я отправляю тебя домой, — сказал Прентисс, вставая прямо перед ней.

Девушка сморгнула несколько огромных слез, скатившихся по щекам, как будто она пыталась увидеть его более ясно.

— Домой к твоему Создателю, — провозгласил он. — К Богу Всемогущему.

Он усмехнулся.

Была в этом своя ирония.

Она снова начала плакать, отчаянно мотая головой в разные стороны. Он уставился на это неожиданное действие.

Как она делала это так быстро? Он попытался повторить это сам. Быстро и активно замотав головой, он выложился как только мог. Но быстро был вынужден остановиться. Шее было больно, а голова начала кружиться.

Как она это делала?

Без секундного колебания он ударил ее наотмашь.

— Прекрати это, — просто сказал он.

Доставляющий удовольствие смачный удар эхом отскочил от голых стен скудно обставленной комнаты, и девушка громко завыла в ткань кляпа.

— Не благодари меня, — сказал он, отворачиваясь от нее.

Медленно и терпеливо он маленькими шажками прошел на другой конец небольшой комнаты и еще раз посмотрел на картонные коробки, разбросанные вдоль стены, большинство — разорванные и наполовину открытые. Оттуда вываливались темно-синие одеяния для хора, листы с нотами и красные сборники церковных гимнов. Он развернулся на пятках и одновременно с этим позволил складному ножу, который он носил в рукаве, скользнуть в руку. С взмахом запястья нож раскрылся, сияя под голыми флуоресцентными лампами общего освещения. Но девушка не заметила. Ее голова низко свесилась.

Он поспешил в ее сторону, схватил в кулак длинные темные волосы и запрокинул голову. Ее безумные глаза расширились еще сильнее, когда он показал ей нож.

— Когда я говорю, ты смотришь на меня, — процедил он перед тем, как с толчком отпустить ее.

Помедлив минутку, чтобы пригладить усы, он развернулся вперед и к центру.

— Ты поблагодаришь меня позже, — сказал он, быстро восстанавливая контроль. — Когда будешь чиста. — Да, очищение. Так он решил назвать это в этот раз. — Бог хочет лишь чистоты.

***

— Ничего не трогай, — сказал Мак. — Даже в латексных перчатках.

Сержант полиции придержал желтую ленту, чтобы они с Изабель смогли войти. Экстрасенс, подумал Мак. Что-то новенькое. Но с другой стороны, это же Лос-Анджелес.

Бен, очевидно, был не в восторге от ее присутствия, но Анита — Мак наблюдал, как Изабель нагибается, чтобы пройти под желтой сигнальной лентой — Анита, казалось, была близка к панике. Как будто эта женщина стала ее способом как-то контролировать ситуацию, которую явно никто не мог контролировать. Было также очевидно, что если не разрешить Изабель следовать за ним хвостиком, то на кону стоял мир в семье.

Даже так, Мак все равно не одобрял. Ему не нужно было, чтобы гражданская все усложняла. Поднырнув под ленту, он невольно опустил взгляд на ее ножки — ее фигуристые ножки. Туфли на высоких каблуках скрывались под такими же бахилами, какие носил он сам и сержант — странное соседство. И вновь это напомнило ему другое время, другое место, другую гражданскую.

В длинном коридоре у двери собралась небольшая толпа студентов вместе с несколькими полицейскими КУЛА [2] Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. .

— Офицер, — сказал Мак старшему из троих. — Очистите коридор. Если эти ребята не могут оставаться в своих комнатах, мы эвакуируем весь этаж, чтобы они могли слоняться без дела в другом месте.

— Да, сэр, — сказал мужчина. Он дал знак другому офицеру в униформе идти налево, а сам пошел направо, расставляя руки почти на всю ширину коридора. — Ладно, ребята. Вот и все. Пора уходить.

— Введите меня в курс дела, сержант, — сказал Мак, поворачиваясь к крохотной комнатушке.

Одетый в темно-серый костюм, слегка великоватый для его хилой фигуры, молодой сержант-афроамериканец вытащил блокнот из внутреннего кармана пиджака. Изабель торчала возле двери и заглядывала в то, что казалось небольшой кладовкой.

— Джоди Эшмонт, соседка по комнате, — сказал сержант Диксон, читая с блокнота, — позвонила в полицию кампуса этим утром, когда осознала, что постель жертвы не тронута с вечера, — он указал одну из одинаковых кроватей в правой стороне комнаты. Напротив, слева, предположительно была постель соседки. По факту, все в этом пространстве было зеркально отражено: два стола, два стула, два шкафа с одной дверцей у входа, с одинаковыми зеркалами на обратной стороне дверцы и узкими проволочными корзинками, подвешенными под ними и хранившими различные туалетные принадлежности. — В последний раз Джоди видела Эсме вчера, когда та ушла на утреннюю пробежку, которую совершала каждый день, — сержант перевернул страницу. — Она не видела, во что она была одета, и не заметила точное время.

Двадцать четыре часа, подумал Мак. Целый день прошел прежде, чем кто-то заметил пропажу. Самое важное время, когда дело касается раскрытия любого преступления, первые двадцать четыре часа были драгоценными и бесценными, но они уже прошли.

Он открыл ящик стола в поисках чего угодно, что могло помочь охарактеризовать Эсме в дополнение к показаниям Бена и Аниты. Ассортимент ручек, карандашей, выделителей и кнопок в органайзере никак не помогал. Мак выдвинул соседний ящик — конверты и стикеры для записей. Ящик ниже содержал стопки бумаги и новый блокнот. Он пролистал все. Никакой чековой книжки для лучшей информации о финансах, никакого ежедневника или блокнота для понимания ее склада ума.

— Никто на этаже не видел ее в тот день, — сказал сержант, пока Мак вытряхивал содержимое рюкзака Эсме на постель. Он обшарил тетради, соответствующие ее экономической специальности. Телефона не было, но кошелек нашелся, что соответствовало походу на пробежку. В кошельке лежало студенческое удостоверение личности, кредитная карта, которая, как уже знал Мак, связана с родительским счетом, и которой не пользовались с момента ее исчезновения. Кино-постеры над кроватью включали «Властелина колец», «Звездные войны» и «Унесенных ветром». Все указывало на то, что Эсме была типичной первокурсницей. А это не помогало виктимологии [3] Виктимология (лат. victima — жертва, лат. logos — учение) — междисциплинарная область, исследующая виктимизацию, то есть процесс становления жертвой преступления. . Ничто из ее семьи, школьных занятий, ее личности, предпочтений и неприязни не указывало, что могло привести к тому, что ее выбрали жертвой. Во всех смыслах она не была эмоционально уязвимой.