Мари Руткоски - Поцелуй победителя

Кестрел коснулась края клинка большим пальцем. На коже выступила кровь.

— Боги, — воскликнула девушка и сунула палец в рот.

Сарсин рассмеялась.

— Да ты теперь новообращенная, не так ли?

Кестрел вздрогнула. Она совсем забыла про Сарсин. Девушка нахмурилась, не понимая, к чему она это сказала. Это был просто инстинкт. Или инстинкт кого-то другого, давно пустившего корни у неё в душе, обитающего где-то в скрытом пространстве, ставшем естественным для неё, чтобы призывать богов, в которых она не верила. Кестрел убрала лезвие обратно и со стуком вернула подарок на стол.

— Почему ты даешь его мне? — С ключами все было ясно. Они означали, что она здесь не пленница, а гостья. Даже больше, чем гостья, если она правильно поняла дар. У гостей нет доступа ко всем комнатам хозяев.

Но кинжал…

— Я могу им убить тебя, — сказала она, — прямо сейчас.

— О, не думаю. — Сарсин все еще выглядела удивленной, но веселой. — Ты пока не боец.

— Это неважно. — Кинжал и ключи почему-то начали её немного расстраивать, хотя оба подарка (каждый по-своему) демонстрировали абсолютное доверие.

— Подумали, — осторожно произнесла Сарсин, — ты не должна чувствовать себя беззащитной.

Кестрел открыла рот, а потом закрыла, не осознавая до сего момента, как она себя чувствовала, и что первая эмоция, которая овладела ею, после попадания под визуальные чары кинжала, была чувством безопасности.

Сарсин произнесла:

— Мы…

Кестрел обожгла женщину взглядом.

— Я не переживаю, что ты кое-кому сделаешь больно, — сказала Сарсин. И по тому, как она построила фразу, можно было понять что её беспокоило… или всё ещё беспокоит.

— Понятно. — Губы Кестрел сжались в тонкую линию. — Мне не нужен кинжал, чтобы совершить самоубийство. Но я не буду этого делать. Я не из трусливых.

— Никто не считает тебя трусихой, — заверила её Сарсин.

Кестрел положила вложенный в ножны кинжал к себе на колени и взяла его в обе руки. Она чувствовала, что он принадлежал только ей. И если ей придется его отдать, то она испытает настоящую боль. И по тому, как Сарсин посмотрела на девушку, Кестрел решила, что женщина поняла её. Кестрел расслабила руки. Кинжал был её, и это было правильно. Ей доверили оружие, и это тоже было правильно.

Сарсин допила своё молоко.

— Этот кинжал, как и платья? — спросила Кестрел.

— Я не очень понимаю, о чём ты говоришь.

— Он был создан специально для меня. А у тебя остались мои прежние вещи, как платья, например? Как кинжал?

Сарсин замялась, словно она хотела рассказать, но слова застряли в горле.

— Твоё фортепиано, — наконец выдавила она.

Перед мысленным взором Кестрел сразу же появился инструмент: чёрный, большой, слишком большой для её сердца, неожиданно зародивший в ней острое желание.

— Где оно? — с трудом произнесла она.

— Внизу, в салоне.

Нахлынули воспоминания о музыке. Изгиб пальцев. Поражающие красотой ноты.

— Я хочу его увидеть, — сказала Кестрел. — Сейчас же.

— Честно говоря, я не уверена, что ты сможешь спуститься по ступенькам.

— Но…

— Тебя можно было бы отнести туда. Но мне не справиться.

— О…

— Ты не такая уж и лёгкая.

Кестрел молчала.

— Так мне попросить, чтобы тебя спустили вниз?

Она знала, о ком спрашивала Сарсин.

— Нет.

— Тогда ешь свой завтрак.

И она без возражений занялась своим завтраком.

* * *

Иногда она ступала осторожно по своей памяти, и та скрипела и раскачивалась под ней, как мост, который едва мог вынести её вес. Кестрел хотелось отступить к тому, что она знала лучше всего: тюрьме. Там она научилась любить землю под щекой. Сухую и прохладную. С запахом того, чего никогда не касалось солнце. Она знаменовала собой сон. Она пила дозу ночного наркотика. Глоток за глотком. А потом она медленно плыла по течению бездействия и вновь проникалась любовью к стражнице, которая вела её, и любила мгновение перед сном, потому что это был всего лишь миг в череде мгновений, когда она не думала о том, как сдалась… и сдавалась на милость наркотику. У неё никогда не было другой жизни. Только эта.

Потом приходил сон. Он прижимал её к земле. Давил на лёгкие. Наркотик нежными пальцами раздвигал губы в блаженную улыбку.

Никто больше не оставался с ней на ночь. Ни Сарсин, ни он. И ей не нужна была компания, она не ребёнок. Её не пугали ночные кошмары, да она и не могла их вспомнить, когда просыпалась, как сейчас.

Пальцы Кестрел дрожали, когда она дотянулась до тускло горящей лампы на прикроватном столике. Она взяла лампу. Ключи. Натянула халат и прошла через свои покои, лоджию и вышла в сад на крыше. Она ступала босыми ногами по округлым камушкам. Темнота была такой приятной и тёплой, что Кестрел знала, она не замёрзнет.

Она должна знать различие между теплом и холодом.

Она должна знать, что нервничать — это нормально. Ускорялся бы её пульс, будь она прежней?

Кестрел перебирала ключи в связке, пока не нашла подходящий к двери в противоположной стене сада. Открыв её, она вновь увидела сад, совсем как тот, что простирался у неё за окнами. Она попыталась ступать по гравию, не производя ни единого шума. Тщетно. Кестрел пришло в голову, что камни там лежали как раз для того, чтобы производить шум. Она поразмыслила над тем, зачем кому-то понадобилось слышать другого человека, и это отвлекло её от забытого кошмара, который, казалось, разорвал её пополам.

Кестрел будто одновременно была и плотью, и тенью, словно она стала призраком себя.

Она делала это раньше: отпирала дверь, пересекала оба сада.

Его лоджия была темна.

Но она все равно открыла дверь. Прошла мимо горшечных растений. Подняла лампу, которую нашла возле двери в его покои. Коридор. Теперь, когда она ступала по плюшевому ковру, её шаги были беззвучны. Комнаты хранили безмолвие. Оглядев мебель, она почему-то решила, что он никогда бы для себя не выбрал столь мужественный стиль, но она ему подходила. Хотя, что она знала о нём.

Крайне мало.

Она опустила лампу. Кестрел не знала, что именно здесь делает. Может, она хотела напугать его, чтобы он проснулся, лишить его сна. Заставить его чувствовать то, что чувствовала она, когда проснулась несколькими минутами ранее. Она представила, как кричит ему спящему в ухо.

И что было бы, разбуди она его? Кестрел словно увидела себя со стороны, — девушку из сказки на картинке, похищенную чудовищем, которое представало в своём истинном обличье лишь ночью. Девушка держала лампу над кроватью. Она подкралась очень близко. Капля горячего масла упала на его обнаженное плечо, и он проснулся…

Может, Кестрел пришла за ответами. А они у него… или он только притворялся, что у него они были.

Может, это была плохая идея.