Марта Брокенброу - Игра в Любовь и Смерть

— Поверить не могу, что вы всерьез обсуждаете, как бы сманить Пичеза из «Мажестика». Они ведь наши друзья. Как бы вы отнеслись…

— Они нам не друзья, а конкуренты, — возразил Шерман. — Это бизнес. Док все поймет. И мне казалось, что после того случая с налоговиками мы договорились, что ты сосредоточишься на музыке, а я — на всем остальном.

Флоре не понравилось, что дядя напомнил ей о мистере Поттсе.

— Профсоюз точно не станет молчать, узнав о вашем замысле. — Они все состояли в профсоюзе чернокожих музыкантов. — Лучше нам дать объявление. Можно поместить его в газеты всего западного побережья до самого Лос-Анджелеса. Мы точно найдем желающего и заодно привлечем слушателей. Кроме того, контрабасист — это музыка.

— Разумно, — кивнул Харлан. — Мне бы не шибко понравилось, если бы Док попробовать переманить к себе Палмера или кого-то из близнецов Баркер.

Палмер рассмеялся:

— Кроме нас никто не примет к себе Чета и Ретта. — Чет и трубач Сид Уорк крокетными воротцами пришпилили руки и ноги Ретта к земле. — Да и Сида тоже, если на то пошло.

Кто-то на улице заглушил автомобильный мотор. Хлопнула дверь. Кошка отбежала.

— Поганая тварь даже окорочок не доела, — пожаловался Шерман. — Бесполезная трата вкуснятины.

Флора невольно улыбнулась и глотнула чая.

— Значит, разместим объявление и поищем контрабасиста в Сиэтле, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе. Можно попробовать и в Новом Орлеане, Чикаго и Нью-Йорке.

Шерман потер щеку.

— Звучит так же весело, как стрижка ногтей на ногах ледорубом. Я по-прежнему убежден, что лучше нам переманить музыканта из другого клуба и открыться уже на следующей неделе.

Ведущая во двор дверь распахнулась, и бабушка высунула голову.

— Шерман, — позвала она, — зайди в дом на минутку.

Позади нее виднелся залитый солнцем силуэт. Шерман зашел в дом и захлопнул за собой дверь. Флора прислушалась: дядя, кажется, выставлял за порог коммивояжера. Они всегда пытались продать бабушке энциклопедии, ножи, кисти. Бабушка терпеть не могла отказывать и поэтому просила разбираться с ними Шермана, если тот был дома.

Раздались неразборчивые голоса, а потом отчетливая фраза Шермана:

— Скорее в аду найдешь эскимо.

— О, Шерман, — донесся до Флоры голос бабушки, — ты уверен? Что случится, если ты ему разрешишь?

— Ты ведь знаешь, какова его истинная цель, не так ли?

— Не глупи, Шерман.

«Интересно, что же там предлагает коммивояжер?»

Еще несколько неразборчивых фраз, а потом голос дяди:

— Поговорить с ней? А откуда ты ее знаешь? Так это ты тот парень, который рыскал вокруг клуба? Не признал тебя при дневном свете. А теперь проваливай, пока я на тебе не сорвался.

— Шерман! — Флора поняла, кто там в доме. Ей не хотелось встречаться с Генри, но и не хотелось, чтобы дядя ему грубил. Она взбежала по ступенькам на крыльцо. Генри вроде не из тех, кто ходит по домам и продает всякое барахло. Наверное, он явился по какой-то иной причине, и поэтому все становилось еще сложнее.

Раскрасневшись, она открыла дверь. Генри стоял в гостиной в чистой рубашке и свежевыбритый — на подбородке виднелся крошечный порез. Он зачесал волосы назад до блеска, а на полу рядом с ним стоял контрабас.

— Генри, — поздоровалась Флора.

— Этот белый пирожок говорит, что хочет у нас играть, — ввел ее в курс дела Шерман.

С каких пор он играет? И с каких пор парни вроде него играют ее музыку?

— Я… я просто узнал, что вы ищете контрабасиста, — сказал Генри. — Это ведь так?

— Да, ищем, — кивнула Флора. — Но…

— Меня интересует эта работа, — перебил ее Генри. — Бейсбольный сезон почти закончился. Я смогу репетировать после уроков. А через месяц закончу школу и начну искать место. — Он повернулся, чтобы открыть футляр с инструментом.

Черная кошка проскользнула в приоткрытую дверь и потерлась о ноги Флоры. Та приложила ладонь к груди, борясь с головокружением. Наверное, слишком много курицы и солнца и мало чая со льдом. Она отогнала кошку, и та переметнулась к бабушке.

— Опять эта кошка, — вздохнула бабушка. — Клянусь, она послана мне на погибель.

Флора покачала головой. Мысль о том, чтобы взять Генри в группу, отдавала безумием. Но на удивление ей хотелось его принять. Непонятно почему, но Флора была уверена, что ей ничего в жизни так не хотелось. Поэтому она обязана сказать твердое «нет». Им обоим только хуже будет, если он сыграет плохо. После такого Флора больше никогда не сможет смотреть ему в глаза.

— Прости, — обратилась она к Генри. — Просто…

— Просто что? Думаешь, я играть не умею? — Он бросал ей вызов, и Флоре хотелось отступить.

— Да не в этом дело.

— Она говорит, — растолковал Шерман, — что это меньшее из зол. Есть еще вопрос твоего возраста. Если тебе уже восемнадцать, то я монашка-жонглер. Придется потолковать с Вагоном на тему, кого он пускает в клуб.

— Флоре нет восемнадцати, — заметил Генри.

— Флора владеет клубом, поэтому на нее правила не распространяются. Иди домой, парень.

— Флора… — Генри расслабил галстук. — Можно мне хотя бы пройти прослушивание?

То, как он произносил ее имя, задевало в душе потаенные струнки. Люди, переживавшие в своей жизни ужас, поняли бы ее чувства. Флора шагнула назад и наступила кошке на хвост. Та зашипела и юркнула во двор.

И Флора произнесла слова, которые ей очень не хотелось говорить:

— Прости, но ты нам не подходишь. — Она отвернулась и, спускаясь по ступенькам, услышала бабушкин голос.

— Может быть, съедите кусочек курицы? Я сама жарила.

Генри вежливо отказался, и его тень на ширме пропала.

***

Он поспешил на улицу, пытаясь не ударять футляром инструмента об углы. Флора даже не захотела его послушать, а такого он себе не представлял и теперь не мог в это поверить. Да, было неслыханной наглостью умолять о прослушивании. Но он талантлив и играл песни Флоры с того самого дня, как впервые увидел ее на сцене. Он так долго репетировал, что на подушечках пальцев образовались мозоли, а она прогнала его без объяснений.

Он думал, что между ними что-то есть. То, как они встретились в детстве. То, как их дорожки снова пересеклись на взлетной полосе и в парке, словно судьба сама подталкивала их навстречу друг другу. То, что они оба понимали язык музыки. То, как она была в его объятиях, когда они вальсировали на крыше под безлунным и беззвездным, но все равно таким полным света небом.

Между этими минутами с Флорой и тем, как он чувствовал себя с Хелен за семейным ужином у Торнов, существовала огромная разница. Выбрать Хелен было бы правильно по многим причинам, но в том, что имело для Генри значение, этот выбор был ошибочен. И тут появилась эта возможность выступать с Флорой на одной сцене — да, благодаря трагедии, но появилась. И Генри был готов ей воспользоваться. Он предложил свою кандидатуру, а Флора сказала «нет». Как он мог быть таким дураком?