Марта Брокенброу - Игра в Любовь и Смерть

Перешептывания прекратились, но никто не пришел за Аннабель, которая уснула на кровати Итана и во сне увидела брата. Сон был плохим. В нем Итан попал матросом на войну и умер. Аннабель во сне расплакалась, но проснувшись от крика мамы, зовущей ее на ужин, порадовалась, что это всего лишь сон, а не настоящая жизнь. Вытерла слезы и спустилась в столовую, впервые в жизни голодная как волк.

Среда, 7 июля 1937 года

Скоро Генри придется уйти из съемной комнаты в «Мажестик», чтобы проверить звук перед вечерним выступлением. Неделю назад он бы уже давно умчался, отсчитывая минуты до встречи с Флорой. После ее ухода из группы замену ей так и не нашли, а она проводила все время на аэродроме, осваивая купленный Хелен «Стэггервинг». Генри теперь сам пел ее песни, но не соглашался исполнить «Однажды», как бы ни просили его Шерман и зал. На зал он не обращал внимания, а Шерману и группе пообещал написать новую песню, когда его посетит вдохновение.

Он пытался ее написать, но все, что выходило из-под пера — записки Флоре, которые он никогда не отправит.

Однажды мы взберемся на Эйфелеву башню.

Однажды мы будем лежать на песке под итальянским солнцем.

Однажды мы дадим концерт в Нью-Йорке.

Однажды…

Их было так много, и каждая следующая захватывала больше, чем предыдущая. Он разорвал лист бумаги на полоски и на каждой из них написал желание. Когда в дверь постучала миссис Косински, Генри сунул их в карман пиджака, потому что они предназначались только для одной пары глаз.

Генри открыл.

— Пришло для вас. — Миссис Косински стояла в халате и смотрела на письмо. — Похоже на почерк маленькой девочки.

Он протянул руку за письмом, и миссис Косински нехотя его отдала, но осталась стоять на пороге.

— Спасибо, — сказал Генри, и она разочарованно вздохнула.

Он закрыл дверь, прислонился к ней и открыл конверт, ожидая увидеть письмо от Аннабель. Но его написал Итан. Генри перечитал послание дважды, во второй раз уже сидя на кровати, потому что содержание письма оказалось просто невероятным. На первый взгляд в рассказе Итана не было никакого смысла. Но в глубине души, в той ее части, которой Генри чувствовал правду так же легко, как музыку и свою любовь к Флоре, он понимал, что все написанное Итаном — правда. И она меняла все для всех.

Он положил письмо в тот же карман, что и записки. Немного подумал, что же ему делать, потому что не хотел глупо выглядеть в глазах Флоры. Но недолго. А потом надел пальто и шляпу, вышел за дверь и зашагал совсем не в сторону «Мажестика».

— Должно быть, важное письмо! — крикнула ему вслед миссис Косински.

Генри не озаботился ответом.

Следуя лишь своему чутью, Генри поймал такси и поехал на аэродром. Он потратил на поездку последние деньги. Если Флоры нет на полосе, он окажется в ловушке в километрах от дома. Но Генри не позволил себе об этом думать и нашел Флору именно там, где предполагал. Она в одиночестве работала на своем новом самолете, «Стэггервинге» цвета глазированного яблока. Одетая в комбинезон, Флора утерла пот со лба, словно день был длинным и хлопотным. Но она выглядела счастливой и такой довольной, что Генри едва не развернулся, чтобы отправиться в долгий путь до клуба.

Но он не смог устоять перед искушением еще немного за ней понаблюдать. Как падали на нее лучи закатного солнца, как она совершенно точно знала, что делает, обходя самолет и дотошно осматривая каждую деталь. Если бы он мог оставить ее с этим счастьем, зная, что покидает ее свободной заниматься любимым делом, он бы не раздумывая так и поступил.

Но если он не убедит Флору его полюбить, она умрет.

Таким будет конец Игры, как написал Итан. Генри желал, чтобы было по-другому. Будь он игроком, обреченным на смерть, решил бы иначе. Конечно, такой судьбы ему не хотелось, но он бы ее принял, тем более что Игра свела его с Флорой.

Небо темнело, пока Генри стоял и взвешивал варианты. Теперь он полностью осознал безнадежность положения и жестокость Игры. Он видел два выхода: сохранить правду в тайне и в последний раз обратиться к Флоре, попросить ее о взаимности. Если она согласится, не зная, что от этого зависит ее жизнь, он поймет, что она искренна. Или можно рассказать Флоре о письме и использовать его как метод давления. Несомненно, лучше полюбить его, чем умереть.

Но любить кого-то, лишь бы избежать смерти — это вовсе не любовь, а трусость. Флора никогда на это не пойдет.

И тут Генри пришел в голову третий вариант.

Он расскажет Флоре правду. Если она ему откажет, он отыщет Смерть и предложит ей свою жизнь в обмен на жизнь Флоры. Будет ли этого достаточно? Должно быть. Больше ему предложить нечего.

Наконец Флора его заметила.

— Разве у тебя сегодня нет концерта? — Она заправила за ухо выбившийся локон.

— Нашлось дело поважнее.

— Генри, — грозно начала она.

— Я не отниму у тебя много времени. — Он подошел ближе. — Есть кое-что, о чем ты должна знать. Мы можем пойти куда-нибудь, чтобы не стоять вот так на улице?

Она отвела его в ангар, и там он протянул ей письмо Итана, которое Флора прочла в свете единственной электрической лампочки.

— Генри, — дочитав, сказала она, — только не говори, что ты в это веришь.

— Я не хотел верить, но чувствую, что это правда. А ты нет?

Флора надолго замолчала. Ее зубы застучали, и Генри, как всегда, укутал ее в свой пиджак.

— Спасибо, — поблагодарила Флора. — Мне даже не холодно. Не знаю, почему дрожу, словно мокрая кошка.

— Могу догадаться, — вздохнул Генри.

Снова тишина. Флора свернула письмо и протянула Генри.

— И думать об этом не хочу. Даже если в письме правда, это так унизительно. Нами играли как марионетками. Я не давала на это согласия. Это варварство!

Он недоверчиво поднял на нее глаза.

— То есть вот что ты чувствуешь? И это все?

— Что ты имеешь в виду? — не поняла она. — Я ничего не знаю о том, что чувствовала на самом деле. Как и ты. Все, что ты чувствуешь и чувствовал, вложили тебе в голову, преследуя собственную цель.

— Но я могу знать, — не согласился Генри. — И знаю. Мне плевать, как я пришел к этим чувствам к тебе. Я хочу, чтобы они остались со мной навсегда. Я хочу дать тебе все…

Флора подняла руку, останавливая его.

— Я с самого начала все понимала, Генри. Правда. Всю жизнь я была уверена, что не хочу никакой любви. И для нас будет безумием продолжать, зная, чем все закончится.

— Нельзя так говорить, — возразил Генри. — Вовсе необязательно, что все закончится именно так.

— Я отказываюсь следовать их правилам. Лучше уж не верить ни в Игру, ни в ее последствия. Я собираюсь прожить свою жизнь сама, по своему выбору, и предлагаю тебе сделать то же самое.