Эдриан Феникс - В крови (ЛП)

Хэзер потянулась и сжала его руку.

— Тебе не обязательно.

— Нет, я должен. — Данте открыл глаза и снова вернулся к монитору. — Подал иск о профессиональной некомпетентности против доктора Роберта… — он снова умолк и несколько раз моргнул. При взгляде на Хэзер его зрачки расширились. — Что я только что говорил?

Хэзер смотрела на него, сжимая руку. Холодная паника разлилась по ее венам.

— Ты читал, помнишь?

Пот блестел на висках Данте.

— Агент ФБР…

— Смотри на меня, Данте, а не на монитор.

— Да, d’accord. — Его темные глаза остановились на Хэзер, сфокусировались.

— Агент ФБР, Родригез, — сказала она. — Подал иск о профессиональной некомпетентности против человека, которого ты не помнишь, потому что этот человек лечил сына Родригеза от антисоциального расстройства.

— И сын стал Вагонным Душителем, — закончил Данте, откинув волосы обеими руками. Его бледное лицо было задумчивым, но в глазах мерцала боль. — Ты хочешь сказать, что сын Родригеза был частью Плохого Семени?

— Держу пари, — подтвердила Хэзер. — Как еще объяснить то, что Родригез попросил такого РСА, как Алекс Лайонс, сопровождать меня. Родригез хочет следить за кем угодно или чем угодно, связанным с Плохим Семенем, как я или ты. И хочет, чтобы люди, которым он доверяет, держали его в курсе, люди, знающие о происходящем. Он должен доверять Лайонсу.

Она повернулась на стуле и коснулась ладонью лица Данте.

— Ты в порядке? Мне не стоило давать тебе читать это.

— Не-е-е, даже не начинай. Мой выбор.

— Я собираюсь сделать кофе, — сказала Хэзер, убирая руку с его лица и вставая. — Я бы предложила тебе что-то покрепче, но здесь Энни, так что не предлагаю.

— Je comprend, catin.

Исчадие потерся головой о стул Данте, мяукнул. Данте поднял его и положил себе на колени.

— Он и правда привязался к тебе, — сказала Хэзер, входя в кухню. — Я думала, что животные опасаются созданий ночи, хищник на хищника, но сейчас Исчадие доказал мне, что это не так.

— Нет, у меня никогда не было проблем с животными, — ответил Данте. — У некоторых созданий ночи они есть, но только у уродов, улавливаешь? Я думаю, это потому что мы часть природы.

Интересная мысль. Вампиры — часть естественного порядка. Хэзер насыпала ложечкой кофе в фильтр, налила воду в кофеварку и включила ее. Вернувшись, она снова села за стол.

Исчадие свернулся у Данте на коленях, мурлыча и закрыв глаза, в то время как Данте левой рукой чесал его под подбородком. В другой руке он держал фото. Хэзер бросила быстрый взгляд — это было фото Шеннон и Джеймса, сидящих на диване цветочной расцветки, как раз перед свадьбой, до того, как она родилась.

Шеннон целовала Джеймса в щеку, рукой с фиолетовыми ногтями сжимая его бедро в джинсах. Длинные рыжие волосы были уложены и начесаны в стиле ретро стриптизерш из девяностых и окаймляли ее лицо. Улыбка играла на губах Джеймса, а за стеклами очков его глаза были закрыты. Прядь цвета медовый-блонд падала на его лоб. Они оба выглядели такими молодыми. Счастливыми.

А если Хэзер спросит отца, помнит ли он хоть одно мгновение радости двадцатилетней давности? Моменты счастья ускользали, мимолетные, как летний ветерок; но боль врезалась в сердца и души, как неизгладимый удар молнии, меняющий жизни за долю секунды…

Твоя мама не вернется домой… никогда.

— Ты так похожа на нее, — пробормотал Данте хриплым голосом.

— Может быть, немного, — согласилась Хэзер. — С тех пор как она умерла, у меня были сны о ее смерти, ночные кошмары, по крайней мере, я так думаю.

Данте кивнул.

— Дело в том, что после Вашингтона сны стали более яркими и подробными, но они не ощущаются, как сны. Словно я вижу все ее глазами. И прошлой ночью казалось, будто я — это Шеннон Уоллес. — Хэзер на мгновение замолчала, а затем добавила: — Это из-за тебя?

Данте осторожно поставил фото ее родителей на стол, затем посмотрел ей в глаза озадачено и задумчиво.

— Может быть, да. Но если и так, то я не специально.

— Знаю, — мягко сказала Хэзер. — Я не стараюсь обвинить тебя. Просто пытаюсь понять. Или, может быть, близость к смерти вызвала скрытую способность.

Данте кивнул:

— Есть вероятность.

Может и так, но она поставила бы годовую зарплату на то, что инициатором изменения в ней был Данте. Хотя на самый важный вопрос: изменил ли он ее, пока спасал — Данте не мог ответить.

— Как насчет тебя? Ты узнал что-нибудь о своей матери?

— Трей искал информацию, — ответил Данте. — Но ничего не нашел. Как будто она никогда не существовала. Они не только убили ее, но и, черт возьми, стерли все ее следы.

— Должно быть что-то, — сказала Хэзер. — Она жила в Новом Орлеане. Кто-нибудь да знал ее. Работал с ней. Хоть что-то. — Она гладила его по руке, чувствуя горящую кожу и сильные мышцы; сетка шелестела под пальцами. — Ты можешь подумать о том, чтобы расспросить ДеНуара.

Мышцы под ладонью Хэзер напряглись.

— Нет, — взгляд Данте тлел, его подбородок напрягся.

— Ты похож на нее, ты знаешь, — мягко сказала Хэзер. — Очень сильно. Она была красивой женщиной: черные волосы, темные лаза, теплая улыбка.

Данте кивнул и отвернулся.

— Да, Люсьен сказал то же самое.

Хэзер хотела бы, чтобы ДеНуар не ломал диск с документаций Плохого Семени о рождении Данте и его адском детстве. Хотела бы, чтобы у нее была фотография Женевьевы Батист, она могла бы отдать ее, как воспоминание, на которое Данте смотрел бы, когда угодно, и хранил. Уэллс и Мур не могли стереть существование Женевьевы. Не полностью. Им нужно было копать немного глубже, вот и все.

Аромат свежего кофе проник в комнату. Отпустив руку Данте, Хэзер встала и пошла на кухню, чтобы налить кофе для них двоих. Когда она обернулась, Данте входил за ней, счищая мех с бархатно-виниловых штанов.

— Я сам могу сделать себе кофе, ты ведь знаешь, — сказал он.

Хэзер подала ему кружку.

— Ага, твой так сложно запомнить. Черный.

Он улыбнулся:

— Merci beaucoup.

— Я хочу поблагодарить тебя за прошлую ночь, — сказала Хэзер.

Данте взглянул на нее, его лицо выражало недоумение.

— За что?

— За то, что помог убрать беспорядок и был так добр к Энни, даже когда она врала о тебе. За это я еще должна извиниться.

— Нет, — произнес Данте. — Ты мне ничего не должна.

— Нет, должна, Данте, должна, — сказала Хэзер. — Я вылила на тебя столько говна за поцелуй сестры, у меня не было права…

— Ш-ш-ш, — Данте прижал пальцы к ее губам. — Забудь.

Наклонившись, он заменил пальцы губами, теплым поцелуем, помедлил. Она обняла его за талию, его земной и хорошо знакомый запах дразнил ее. Жар разгорелся внизу живота, поддерживая пламя, которое, как она поняла, никогда не умрет.

Смотря в ее глаза, он сказал: