Дина Лампитт - Изгнание

Николь прекрасно поняла, о чем он говорит.

– Каким образом ты сообщишь мне о ней?

– Я тебе напишу.

– Но если Дензил Локсли узнает об этом, он обрушит на наши головы гром и молнии.

– Да, ты права. Послушай, а если мне удастся передать это через Эммет. Тебя устроит?

– Меня устроит любая весточка от тебя, – тихо ответила Николь, придвигаясь еще ближе к нему и улыбаясь.

Он поднял ее с такой легкостью, как будто она была куклой, и Николь поняла, что Арабелла намного ниже ростом, она маленькая, почти как ребенок. Оказавшись в руках Майкла Морельяна, актриса почувствовала волнение от его близости. Конечно, он был всего лишь двадцатилетним мальчишкой из семнадцатого столетия, но он волновал и возбуждал ее ничуть не меньше, чем любой из ее суперлюбовников. Его поцелуй немного охладил ее. Ей показалось, что он недостаточно страстный и горячий, он отличался от тех поцелуев, к которым она привыкла, но, подумав немного, она поняла, что этот человек настолько бесхитростен и прост, что все его слова и поступки совершенно естественны.

– Ты все еще любишь меня? Несмотря на то, что тебе довелось пережить? – прошептал он ей на ухо.

Николь ответила за Арабеллу:

– Конечно, ты прекрасно это знаешь. Я ужасно по тебе скучаю.

– Я тоже. Но сейчас мне пора идти. Я опасаюсь, что сэр Дензил может выскочить из-под любого куста.

– Вот уж где ему самое место!

Они весело захихикали, и Майкл снова поцеловал ее, на этот раз более нежно.

– Береги себя, любимая. И Миранду. Я вернусь, как только смогу.

– Ты собираешься ехать в Лондон?

– Это от многого зависит.

– И от графа Эссекса?

– От него в большей степени.

– Это случайно не тот граф, любимец королевы Елизаветы?

– Нет, его сын, – Майкл оглянулся через плечо, – мне больше нельзя оставаться. Я скоро пришлю тебе весточку, – с этими словами он выбежал из хижины, оставив в Николь уверенность в том, что он сильный и уверенный в себе человек.

– Очень приятный молодой мужчина, – сказала Николь дочери Майкла, рассмеявшись тому, что она может теперь говорить все, что вздумается.

Потом она подняла корзинку со спящей в ней Мирандой и отправилась бродить дальше по саду и огороду, изо всех сил стараясь вспомнить все, что она знала о начале гражданской войны и о том, сколько она будет длиться. Чем она закончится, она знала: Карл I будет казнен, и страной станет править Оливер Кромвель, который закроет все театры до лучших времен.

– Мерзкий старый педераст, – проговорила она самой себе и вдруг поняла со странным чувством, что она думает и переживает не столько за себя, сколько за прошлое Англии.

«Но мне же нельзя слишком углубляться во все это, – подумала она, – иначе я никогда не смогу вернуться».

Она пошла назад к Хазли Корт, и эта мысль заставила ее нахмуриться.

Хотя Николь знала, что она спит и видит СОН, ей все равно было страшно. В комнате, кроме нее самой, находилось тело. Со страхом прислушавшись к монотонному звуку вентилятора, напоминавшему ей вздохи безнадежности, она вдруг поняла, что к телу подключена система для поддержания жизни. Она попыталась вглядеться в лицо, но, как и всегда, почувствовала, что не в силах этого сделать. Она почему-то переживала за эту женщину (она видела, что лежащее там тело – женское), ей очень хотелось, чтобы она выздоровела, и с ней все было в порядке. Непроизвольно заплакав, Николь проснулась и обнаружила, что слезы все еще текут у нее по щекам.

Она уже давно перестала надеяться на чудо, а может быть, это СОН каким-то образом перенес ее на вечеринку в квартиру Луиса. Теперь, просыпаясь, она уже не ожидала увидеть ничего, кроме обитой дубом комнаты Хазли Корта, колыбели с Мирандой, стоящей у самой кровати. Вид тяжелых драпировок не оставлял никаких сомнений в том, что она увидит именно это. Самым неприятным было то, что теперь ее интерес и волнение по поводу новой жизни сменились унынием и безнадежностью. Впереди у нее были безрадостные дни, которые разнообразило только изучение окрестностей, но она уже осмотрела достаточно, и продолжать прогулки ей вдруг сделалось невыносимо скучно. А если не гулять, то оставалось только одно – болтать с Эммет и иногда с сэром Дензилом. Однажды она, правда, сходила в гости к Джойс Милдмей – дочери ближайшего соседа, который жил в десяти милях от них. Но беседа со скучной особой из другого столетия оказалась настолько обременительной, что Николь не пыталась повторить визит. Теперь весь ее интерес был прикован к Миранде, и она с радостью наблюдала, как растет девочка.

«Господи, если я буду вести такой затворнический образ жизни и воспитывать ребенка, ты поможешь, мне вернуться в свое время?» – в отчаянии пыталась молиться актриса.

Потребность в половой жизни, которой она была лишена, тоже немало угнетала актрису, ибо этот вынужденный обед безбрачия совсем не привлекал ее. Ее мысли все чаще и чаще возвращались к Майклу, она все больше хотела получить от него весточку. Но от «бывшего жениха» не было никаких известий, и Николь решила, что он давно уже в Лондоне сражается против короля на стороне Парламента.

Актрисе совсем не хотелось расспрашивать сэра Дензила, который продолжал выказывать признаки того, что он не прочь переспать с ней, хотя внешне продолжал лицемерно притворяться, что он всего лишь выполняет долг любящего отчима. Но это был единственный способ получить хоть какую-то информацию о том, что происходит в стране. Он был слишком хорошо обо всем осведомлен для простого оксфордширского нетитулованного рыцаря, и Николь иногда приходило в голову, что он – королевский шпион. Но если это и было правдой, сэр Дензил очень тщательно хранил свой секрет.

С его слов она поняла, что массовый поход народных ополченцев в Лондон начался в Финсбури Филдз десятого мая и проходит вполне успешно. Население города отнеслось к этому событию как к празднику, все вышли на улицы, чтобы посмотреть на графа Эссекса, которому до этого салютовали Уорик и Голландия.

– Чертов голландский проходимец, – шипел отец Арабеллы, когда читал отчеты, – когда-то ведь он был любимец королевы, а теперь решил сменить окраску. И какой негодяй. Не захотел присоединиться к войскам короля в Йорке, предпочел отказаться от должности, совсем как лорд Чемберлен.

«Его мнение прямо противоположно мнению Майкла», – думала Николь, понимая, что вся история человечества состоит на свою беду из противоположных мнений, несогласия, различий во взглядах. Вот, например, по мнению Луиса, она была привлекательной, чувственной, талантливой актрисой. А по мнению ее «подруг», она была просто сукой, которая пробила себе дорогу к популярности, ложась в постель со всеми подряд.