Олег Попович - Прайд. Кольцо призрака

– Ну, Иришка, ну хотя бы из чувства простого благоразумия… – Павел вышел из душа, подошел к ней, руки положил на плечи, помог ей встать, коснулся лбом лба, откинулся назад: – После того, как у тебя побывал твой новый гость. Из органов. Кстати, я сам догадался, ты мне даже не соизволила перезвонить. Ну, не важно, не важно. Котенок… Уверен, ты сама отлично все понимаешь.

– Что понимаю? – почему-то виновато переспросила Ирина.

– Неужели не ясно? – В глазах его жестко блеснуло нетерпение, досада. – У меня на завершении крупнейшая сделка в моей жизни. Эти япошки… Если что не так, любая мелочь – всё сорвется. Они уйдут со сделки. А желающих и без меня достаточно. А здесь вдруг какая-то уголовщина. Просто какое-то время нам лучше не видеться. Скажем, месяц, два. Ну, сейчас я не могу сказать точно. Пока сделка не закроется. Придется потерпеть. Думаешь, мне будет легко? И… почему ты пришла без звонка?

– Я звонила. Ты был недоступен. Вот рубашку твою с дня рождения принесла. – Ирина смотрела на него с жгучей тоской, отдающей болью где-то в глубине груди, в корнях сердца.

«Такой родной. Детские тонкие волосы. Весь мой. Ходит по комнате, на меня не глядит, бросил рубашку на тахту».

– Все пятна отошли, – тихо сказала Ирина.

– Пятна! – криво усмехнулся Павел. – Выходит, мы теперь без единого пятнышка. Приятно слышать. Но вот это. Звонила Мадам. От нее я узнал кое-что новенькое. Ты, конечно, в курсе, но мне ни полслова. Оказывается, тело нашли и уже была экспертиза. Ее задушили. Как же ты могла после этого вот так просто прийти ко мне? Ты же не малое дитя. Не соображаешь, что ли? Ведь за тобой могут… – Он оглянулся по сторонам, тихо задохнувшись. – Все это потянется ко мне.

– Почему? Что потянется? Ты что? – неуверенно, слабо возразила Ирина, и он, услышав эту неуверенность, остро, пронзительно поглядел на нее. – Ты умудрилась Шурочке позвонить, про Аллу ее выспрашивала. Где она, да что, да когда. Просто так интересовалась? Или думала: Шурочка по дурости сболтнет что-нибудь?

«Вот чувствовала, не надо было Шурочке звонить. Она же все Павлику доносит. Влюблена в него по уши, как десять кошек. Что еще она наплела про мой звонок? А ведь мне надо попросить его о главном. Чтоб он подтвердил… Только как к нему сейчас подступиться? Весь на нерве».

– Ты что, котенок? Вроде хочешь мне что-то сказать, – проницательно взглянул на нее Павел. Он наклонился, взял в ладони ее лицо, повернул к себе. – Давай начистоту… Если сумеешь.

– Да нет. Ничего особенного, – растерялась Ирина. Краска смущения залила ей лицо. Слова обрели шероховатость, неуклюжую тяжесть, и она с трудом выговорила: – Просто я хотела, если тебя спросят… В общем, чтоб ты сказал: шестого июля в пятницу вечером я была у тебя.

– Что? – всем телом вскинулся Павел. Отшатнулся. Мягко рассмеялся, качая головой. Прошелся по комнате, поглядел в окно через занавески. – Ну ты даешь! О чем я тебе только что говорил! Ты не слышишь меня. Где ты?

Ирина, укутавшись в простыню, шла за ним по комнате, с болью ощущая беспомощность, безнадежность своих слов. Теперь они и ей казались нелепыми, может быть, даже обидными для Павла, вынуждая его…

– Малыш! – Павел усадил ее на тахту, сел, обнял за плечи, глубоко, медленно поцеловал в глаза. – Дуреха моя, милая. Да я же на все для тебя готов. Ты сама отлично знаешь. Разве я могу тебе в чем-нибудь отказать? Ни в чем.

– Да, да, – покорно кивнула Ирина.

– Но пойми, – он чуть отодвинулся, чтобы лучше видеть ее, – есть поступки бессмысленные, порой даже непоправимые. Так зачем же? Такая сделка, как с этими японцами, может быть один раз в жизни. Я ее не упущу. Ни за что! Может, ты и была у меня пятого июля, шестого, седьмого. Очень может быть. Я не помню. Как и ты не помнишь. И, главное, какое это теперь имеет значение? Раз уж ты влипла… – Он запнулся, поморщился. – Прости, сорвалось с языка. Мерзкое слово. Я хотел не это сказать. Пойми, мы с тобой самые близкие люди, ближе некуда. – Он теснее прижал ее к себе. – Представь, если бы со мной случилось такое, клянусь всем на свете, первым бы делом я подумал о тебе.: как тебя уберечь, не втянуть в эту историю. Уверен, ты со мной согласна, а значит… Постой! – Он с облегчением, с откровенной радостью рассмеялся. – Идея! Как мне сразу в голову не пришло. Сходи-ка к Мадам. Она тебя просто обожает. Все сделает для тебя, увидишь. К тому же, если вдуматься, такой пустяк для нее. Ей-то что? Она Аллу не знала, так, мельком, видела несколько раз – и все. А я… – Он нахмурился, слепо глядя куда-то в открывшуюся пустоту, через ее голову. Закусил губу, еле слышно, сдавленно застонал.

– Пашенька… – Ирина посмотрела на него открытым до самого дна взглядом. Сухая бабочка ночница, сиреневая, седая, прилипла к ее руке, плоско развела крыльями со стертым узором. – Мне очень надо знать. Ты что думаешь… это я? Я могла ее?

– Ничего я не думаю, ничего! – Павел резко вскочил, вытянув руки, отстраняя ее. – Ты эти штучки брось. Хотя, черт, им, конечно, известно, что ты в это время жила у меня.

Он вытер испарину со лба и с тупым недоумением посмотрел на влажную ладонь. Усмехнулся отчужденно:

– Этот месяц ведь я был счастлив. Я поражался – такая близость. Все понимала с полуслова и, главное, принимала. Думаю: вот оно, счастье. Совпадение душ. Ну да, счастье – это совпадение. Чего ждать, искать. Улыбаешься. Смеешься? Хотя, пожалуй, тебе сейчас не до смеха.

Он думал жениться. На мне. Ведь я люблю его. Такого. Страшно тебе, родной? Мне тоже страшно.

Притянутый ее взглядом, с невольной улыбкой сострадания прижал ее к себе.

– Родная, любимая, сейчас ты можешь мне помочь. Именно сейчас. У меня весь мой бизнес на кону. Прошу тебя. Ты так им скажи, слышишь: «Не было у них ничего». В смысле с Аллой. Это все сплетни, треп. Тебе они поверят. Кому другому – нет, а тебе они поверят. Потому что… Женская ревность, подозрительность. А ты вдруг говоришь: «Да вы что? У них ничего не было».

«Это всё Алла. Сделка, контракт здесь ни при чем».

– Потом, когда все успокоится, мы снова… Увидишь, все будет так, как ты захочешь. – Он будто сбросил с себя какую-то тяжесть. – А ты пока смотайся к Мадам. Где она сейчас? На своей новой даче. Съездишь, проветришься.

«Откуда он знает про дачу? Все Шурочка».

– Тебе нужно алиби? Да она с радостью. Уверен. Она же старая-старая, ей все равно. А теперь иди. Где твоя сумочка?

Ирина дунула на руку, но плоская, осыпанная пеплом бабочка прилипла к коже, как обрывок папиросной бумаги.

Звонок в дверь. Павел с неожиданным проворством отстранился от нее, замер.

– Они! – Он затравленно посмотрел на дверь. – Иди в ванную. Запрись там и молчи. Нет, еще хуже выйдет. Вдруг им поссать захочется. Возьми сумочку. Держи вот так. Будто забегала на минутку. Случайно, по ошибке…