Дарья Кузнецова - Спасителей не выбирают (СИ)

— Что случилось? — неверным со сна голосом уточнила она.

— Это я и пытаюсь выяснить, — насмешливо заверил её теневик и вновь обратился к переводчице: — Ну?

— Уходи отсюда! — решилась она. — И девочку уводи!

— Да мы вроде бы не собирались оставаться тут жить.

— Ты не понимаешь, они тебя убьют, а её заберут!

— Я понимаю, что они планируют это сделать. Но не понимаю, во-первых, какое твоё дело, а во-вторых, даже если мы сейчас уйдём, вернуться обратно мы не сможем.

— Держи, — женщина торопливо вынула из кармана тонкие короткие бусы из каких-то сушёных ягод. — Дорогу на поле помнишь? Выйдете туда, разорви их, вернётесь домой.

— И почему я должен тебе верить, если никакой силы в этой цацке не чую? — уточнил он. Переводчица тревожно нахмурилась, смерила его озадаченным нервным взглядом, а потом кивнула на Бруснику:

— Она может почувствовать.

— Это шаманская сила, — удивлённо выдала вердикт та, оглядев бусы. Что характерно, брать их в руки Руся не торопилась. — Только я не могу понять, что делает эта вещь. Откуда она у тебя? Погоди, ты же шаманка! — ошарашенно проговорила она. — Мне тяжело в этом месте, я не слышу Леса, но вот сейчас я отчётливо ощущаю, что ты — шаманка!

— Это я их сделала, — нехотя созналась переводчица.

— Садись и рассказывай, — велел теневик.

— Ты не понимаешь, времени…

— Достаточно, — оборвал он. — Ты дольше будешь плясать вокруг да около, так что лучше — говори сейчас.

Рассказ женщины получился весьма любопытным. Родом она была из мира Брусники и вляпалась почти в такую же историю, как та: подобрала раненого мужчину странной наружности со странной силой, выходила его и не захотела с ним расставаться. Главное отличие состояло в цели появления чужака — а им, собственно, и был Амирад Алый — на родине дикарей. Если Хар стремился поменять место жительства, то местный владыка бежал в тот мир в последней надежде спастись и, главное, горел желанием вернуться и отомстить.

Он являлся вторым сыном и вторым наследником из претендующих на место здешнего владыки, и это не понравилось третьему сыну. Состоялась попытка государственного переворота с устранением всех, кто стоял на пути амбициозного парня, и заодно тех, кто мог бы предъявить права в будущем. Проще говоря, третий прирезал не только папашу, но и всех своих братьев — и старших, и младших. Брусника на этом месте рассказа недоверчиво испуганно ахнула, а Хаггар только скептически хмыкнул: история его родины тоже знала подобные случаи, и ничего шокирующего маг в них не видел. Неприятно, но… власть — она такая, в её имя совершаются преступления и похуже.

Омела последовала за мужчиной несмотря ни на что, поддержала в восстановлении справедливости. С ней, отдать ему должное, воин обошёлся вполне по-человечески и даже ласково: взял женой, заботился, даже порой прислушивался к её мнению. Сложно сказать, чем он руководствовался — полюбил ли в ответ или быстро оценил плюсы присутствия под рукой собственной шаманки. Учитывая, что одной женой он в постели не ограничивался, а слушал её только тогда, когда ему это было нужно, — скорее, второе.

Когда наивная влюблённая женщина начала потихоньку осознавать, куда она вляпалась, бежать уже было поздно. Ладно, мужчина, но она родила ему семерых детей и оставить их не могла. Муж жаждал завоевать ближайших соседей и расширить своё влияние, и именно для этого воровал шаманов. Переводчица помогала им, как могла, но никто из них не сумел бы сбежать в одиночестве. А Хаггар — молодой и сильный, непременно сумеет спасти себя и спутницу.

— Не детей ты пожалела, а не хотела покидать насиженное место, — язвительно проговорил маг, когда женщина умолкла.

— Хар! — возмущённо ахнула Руся, слушавшая историю с трепетом и едва не с открытым ртом.

— Привыкла, — удовлетворённо проговорил теневик, игнорируя недовольство Брусники и не сводя пристального взгляда с Омелы. — Освоилась. Тепло, хорошо кормят, чего рыпаться, да?

— Ты ничего не понимаешь! — раздражённо нахмурилась она.

— Ой ли? — ехидно протянул маг. — Да брось! Уж слишком убедительно ты вчера оказывала поддержку мужу. Что, за ночь успела раскаяться?

— Я изменила своё мнение, когда ты не отдал её ни за какие деньги и блага, — горячо возразила Омела.

— Не-а, — продолжал скалиться мужчина. — Вот она бы в твою сказку поверила, — припечатал он, кивнув на Бруснику, — убедительно врёшь. Даже чутьё обманываешь! Только всё равно не верю, и все эти фокусы с полуправдой я тоже знаю. Беда в том, что логику никто не отменял. Ты бы тогда пришла раньше, а не на рассвете. Или вечером, пока нам окрестности показывала, или ночью. Значит, либо бусы — ловушка, либо, что вероятнее, ночью случилось некое событие, подтолкнувшее тебя к этому решению. В общем, неудачная попытка, говори как есть. Делать больно я не люблю, но умею и уже почти хочу. Не надо злить меня сильнее.

— Ты ничего не понимаешь, я…

Слова оборвались пронзительным визгом, с которым женщина схватилась за левую руку, вмиг покрывшуюся кровавой росой. Ощущение было такое, будто ладонь её окунули в крутой кипяток.

Руся от резкого звука дёрнулась, но не от мага, а к нему. Ухватилась обеими руками за его рубашку, уткнулась лицом в плечо, вся сжалась.

— Это предупреждение, — спокойно проговорил тем временем теневик. Это для каких-то сложных ступенчатых воздействий вроде поиска требовалась аккуратная подготовка, а превратить в пыль несколько сосудов он мог даже не прикасаясь. Искусство убивать маг освоил в совершенстве, а тут ещё человек, абсолютно беззащитный перед его магией… — Что следующее? Оторвать тебе эту руку? Или лишить глаза?

— Да кто ты такой?! Даже Амирад такого не умеет! — истерично воскликнула она.

Хар процедил себе под нос пару ругательств в адрес заносчивых дикарей-самоучек, а вслух ответил:

— Не испытывай моё терпение.

Новая история, которую нехотя поведала Омела, показалась мужчине значительно более убедительной. И если преамбула осталась прежней, то фабула, то есть мотивация появления женщины в этой комнате, оказалась менее благородной. Не стремление защитить бедную девочку вело её, а исключительно эгоистическое нежелание терять нагретое место. Ей в самом деле нравилась её роль, к жене владыки относились хоть и с меньшим почтением, чем к нему самому, но её уважали. Не только женщины, но и мужчины, и чувствовала себя пожилая шаманка прекрасно. Что муж не питает особенных тёплых чувств и держит её при себе только из-за дара — она давно уже поняла и смирилась, много лет как перестала быть такой вот юной и наивной дикаркой. Да и сама она давно перестала испытывать к этому мужчине какие-то чувства. Полностью освоилась в этом чужом мире, привыкла, научилась извлекать пользу из своего положения и окружающих, привыкла к местной морали и, в общем-то, жила в своё удовольствие.