Ким Харрисон - Грязная магия

— У меня есть желание… — выдохнула она, сжимая рукой монету, которая болталась на фиолетовой ленте. Это было, как сохранение желания, и она у нее была многие годы.

Теперь расхрабрившись от того, что допустила это, она подняла глаза, чувствуя, что его волнение катится от него волной. Она омыла ее, и Миа вынудила себя удержаться от того, чтобы принять ее. Комната стала богаче с тонкими оттенками, нужды и желания, фиолетовыми и зелеными, струящимися у ее ног как шелк.

— Где… где ты ее взяла? Ты уверена, что она настоящая?

Миа несчастно кивнула, открывая руку и показывая ему.

— Я получила ее от вампирши. Я не знаю, почему она дала ее мне, кроме, возможно, того, что я пристыдила ее попытку стать тем, кем она хотела быть. Но это было несколько лет назад. Мне было так плохо в тот день, я старалась ее разозлить, чтобы я могла выпить ее вину. Я пристыдила ее, но я пристыдила себя еще больше, сообщив ей, что я не могу никого любить, не убивая, открывая ей мою боль в обмен на ее силы. Возможно, она хотела поблагодарить меня. Или, возможно, она пожалела меня и хотела дать мне шанс… чтобы найти любовь.

Выпрямляясь, Миа вздохнула, отказываясь позволять его надежде согревать ее как солнце. Она больше не возьмет. Она должна быть сильной.

— У меня было все это на сей раз, — закончила она слабо.

Вместе они смотрели на монету, маленькую и безобидную в ее ладони.

— Ты ждала? — он сказал удивленно, поднимая монету и проводя кончиками пальцев по подробному рельефу, выгравированному на ней. — Почему?

Миа заморгала, чтобы удержаться от того, чтобы заплакать.

— Сначала я хотела влюбиться, — сказала она, почти изумленная, что он не понимал.

На лице Тома читалась чистая, честная любовь, и Миа не могла дышать, мышцы дрожали от усилия, чтобы не взять его эмоции. Он привлек ее к себе, и она вздрогнула от напряжения. Думая, что это слезы, которые текли у Тома, были еще хуже. Этого было почти слишком много, и Миа заставила себя остановиться, чувствуя, как эмоции в квартире собираются и растут, как стелющийся туман. Это было похоже на накрытый пир перед голодным, и она держалась только на своей воле. Она больше ничего не возьмет от Тома.

— Используй свое желание, — сказал он, и его надежда прыгнула в нее. — Используй его, чтобы мы могли быть вместе.

— Я боюсь, — сказала она, дрожа. — Желания не всегда осуществляются. Некоторые вещи просто нельзя получить. Если это не сработает, то я не только потеряю тебя, но свою надежду когда-либо быть с кем-то. — Все перед глазами расплывалось, и Миа посмотрела на него. — Я не могу жить без надежды. Это все, что у меня есть, когда я одна.

Но Том покачал головой, как будто она была ребенком.

— Это любовь, Миа, — сказал он, обеими руками держа монету между ними. — Все возможно. Это желание. Оно должно работать! Ты должна верить.

Единственная слеза скатилась у Мии по щеке до подбородка, чтобы оставить холодный след.

— Загадай желание, — сказал он, вытирая ее щеку. — Загадай, чтобы я мог любить тебя.

— А что если это не сработает? — прошептала она, чувствуя вес эмоций в комнате, давящий на ее кожу в углубляющемся покалывании.

Его глаза были полны любви к ней, он робко улыбнулся с проклевывающейся надеждой.

— А что если сработает?

— Том… — запротестовала она, и он наклонился, преодолевая пространство между ними, и накрыл ее рот своим.

Страх мелькнул в ней, и она попыталась загнать его обратно. Это было уже слишком. Она не сможет остановиться. Если он отдает энергию так свободно, то у нее не будет способа остановить его, и он умрет!

Но его губы были настолько мягкими на ее губах, и ее дыхание ухватилось за глубину его чувств, его любви. Все это было для нее настолько всеобъемлющем и темным как безлунная ночь.

«Я была права», — подумала она, когда обвила его руками за шею и потянулась к нему. Она не могла остановиться, не тогда, когда он пытался дать ей свою любовь, и она нежилась в силе, которую он вкладывал в свой поцелуй, почти плача от ощущений, наполняющих ее. Это должно было произойти снова. Ничто не могло остановить это.

Том прервал их поцелуй, и она отшатнулась назад, пугаясь.

— Пожалуйста, — сказал он, дрожа от энергии, которую он отдал ей. — Для нас. Я хочу любить тебя, — умолял он. — Всю тебя во всем смыслах.

Миа прислонилась к веселой желтой стене кухни, ее пульс быстро несся, а подбородок был вздернул. Это было лучшее что, она чувствовала за недели. Она могла взять мир, сделать что угодно. Иметь это каждый день было бы выполнением ее самого глубокого желания. Люди были так неосведомлены, считая само собой разумеющимся то, что они получали друг от друга, никогда не зная об энергии, которую они передавали между собой. Но единственная причина, по которой она могла видеть это, состояла в том, что это было необходимо ей, чтобы выжить. Она могла истощить любовь Тома как вычерпывание воды из колодца, но это убьет его.

— Я боюсь, — прошептала она, хотя стояла мощная и сильная.

Дрожа, он шагнул вперед и взял ее за руки.

— Я тоже. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Загадывай желание.

Глаза Мии наполнились слезами, но они не проливались.

— Я желаю, — сказала она, ее голос дрожал, — чтобы этот человек был защищен от тяги к банши, чтобы любовь защищала и оберегала его, чтобы никакого вреда не приходило к нему через мою любовь к нему. — Она затаила дыхание, заставляя себя не принимать даже пучок эмоций, когда одна слеза упала каплей на их пальцы, присоединяясь к желанию.

Мгновение они ничего не делали, ожидая. На радио гитара сменилась целым оркестром, а Том смотрел на нее, широко раскрыв глаза, излучая надежду, которая заполняла комнату. Миа едва не падала в обморок от усилий, чтобы оставить ее нетронутой, чтобы сохранить ему силы.

— Сработало? — спросил он.

Сглатывая комок в горле, Миа выпрямилась.

— Поцелуй меня?

Она наклонила голову, когда Том наклонился к ней, его длинные руки придерживали ее за плечи. Роняя монету, чтобы та упала между ними, Миа неуверенно положила руки на его талию, не уверенная, как они почувствуются там. Она никогда не целовала его в ответ. С нежным вздохом Том встретил ее губы, и у Мии закружилась голова от воли, необходимой, чтобы удержаться от впитывания его.

«Стена», — подумала она, усиливая свою собственную ауру, чтобы разделить их, постепенно делая ее непрозрачной, а затем твердой. Она утолстила свою ауру так, чтобы ничто не могло проникнуть, ничто не могло прийти к ней. Он заполнил бы комнату своей любовью, и если бы она оставила его там, то он остался бы сильным. Его эмоция окатила ее как вода на пляже, и как волна, она вернулась обратно в океан, неуменьшенной.

И хотя это оставило ее трясущейся от голода, оно сработало.