Ким Харрисон - Грязная магия

Отчаявшись восстановить контроль и удержаться от иссушения его жизненной силы, она взяла его лицо в ладони и повернул его рот к своему. Задыхаясь от отчаянной нужды, она притянула его к себе и заставила поцеловать. Опять же, его желание прорвалось сквозь ее ауру, наводняя ей почти невыносимыми эмоциями, но на этот раз, она оттолкнула свое собственное желание в него… удваивая.

Он задохнулся, его все тело задрожало, когда она оседлала это.

Миа почувствовала жар слез под ее закрытыми веками. Это было трудно, так трудно оттолкнуть то, что он дал ей, вернуть в него. Он пошел против всяких чувств, которые были у нее, но ясно, что он почувствовал это, и его поцелуй, и его руки усилились, стали грубыми и дикими. У него не было нескольких веков, чтобы узнать, как управлять таким притоком сил и средств, как у нее.

Его руки на ее талии причинили боль, и она ничего не сделала, когда он развел ее ноги в стороны. Она хотела этого. В восторге от дикого ответа, который она могла вызвать, она дала ему больше, чувствуя, что энергия оставила ее в сверкающем, искрящемся ощущении.

Гортанный звук сорвался с его губ, и Миа ахнула от изысканной боли, когда он вошел в нее, проталкиваясь, чтобы заполнить ее всю одним движением. Она застонала, выгибаясь, желая этого. Желая его так сильно, что она дала ему еще больше самой себя.

Волна за волной эмоций заливали ее, убегая, чтобы наполнить комнату, как будто желая утопить ее в жажде. Он двинулся против нее, доминирующий и агрессивный. Каждое движение было похоже на ножи, втыкающиеся в ее ауру, ломая ее, разрушая то, что она построила, чтобы защитить его. Но она отдавала больше, чем взяла, и он становился более диким, более требовательным. Он забыл обо всем, когда он потел над ней, и она стонала с каждым дыханием, чувствуя, что оргазм близок, ожидая утонченной боли.

И с внезапным скачком, он обрушился на них. Искаженный стон вышел из него, и он прижал ее к себе, когда волна за волной экстаза ударяла их. Барьер Мии рухнул. Задыхаясь, она ухватилась за него, чувствуя всю его душу, пустую в ней, когда она достигла насыщения, ее тело охватила дрожь, когда они неподвижно зависли в тумане блаженства.

Эмоция встряхнула комнату в беззвучном громе, только она могла чувствовать, и она почти потеряла сознание, переводя дыхание тяжелых вдохов-выдохов, пока ощущения не дали заключительный скачок и не исчезли.

— Том, — выдохнула она, чувствуя его дыхание на своих волосах, когда он лежал на ней, тоже выдохнувшийся, чтобы двигаться. — Том, ты в порядке?

Он не ответил, и она толкнула его в плечо.

— Том?

— Я люблю тебя, Миа, — прошептал он, вздохнул и обмяк, полный вес его тела пришелся на нее.

— Том! — воскликнула она, толкая его на спинку дивана и вылезая из-под него. Воздух загустел, как солнце, скопившееся на дне долины, вертящееся у ее ног тяжестью меда. Она не держала ни одной эмоции из комнаты. Все это было здесь, густое и толстое, заставляя ее голову кружиться от подавляемой жажды. Но, Том…

Сжимая ее сброшенное ранее платье, она смотрела, как его аура становилась все тоньше и тоньше. Невыносимая яркость начала исходить от него и видя это, единственная слеза скатилась по ее щеке. Ее руки дрожали, она потянулась, чтобы коснуться его, трясущаяся от вкуса его ауры. Она исчезала, распространяясь, становясь серебряной и тонкой, чтобы заполнить комнату невидимым искрами. Любая другая банши взяла бы это, пируя на последней жизненной энергии и танцуя от подъема… но она этого не сделала. Миа отгородилась, и слезы покатились вниз, когда она смотрела, как его жизнь наполняет комнату ярким, очень ярким светом.

— Том… — прошептала она, усталая, даже тогда, когда ее тело по-прежнему пело от экстаза, которым он наполнил ее. Она видела это раньше. Он был мертв. Он был мертв, и не было ничего, что могло вернуть его обратно. В тот единственный момент, его богатая эмоциональная аура захлестнула ее, оголив его душу. Она не взяла ее, и она лежала клубясь у ее ног, чтобы подняться, как туман, медленно перетекая от золотого до пурпурного цвета. Но она так и не дала ему ничего взамен, не как человеку, она не могла защитить его душу до тех пор, пока он не соберет ее обратно.

Миа упала на колени перед ним, все еще касаясь его плеча, теплого от последней капли его жизни. Страдание исказило ее тонкие черты, а затем рыдание вырвалось на свободу, резкое и заполненное болью. Оно сопровождалось другим, и она встала на колени около него, ее рука дрожала, когда она схватила желание, которое вызвало его смерть. Слезы, капающие на ее колени, становились из соленой воды черными кристаллами, метки боли банши, они беззвучно падали, когда она плакала.

Жар от души Тома заполнил комнату, и она закрыла глаза, свет был слишком болезненным для бледных глаз. Двери были закрыты, окна — заперты, и хотя его душа ушла, энергия его смерти задержалась.

И Миа плакала. Она убила его, уверенная, как если бы она вонзила нож в его легкие. Рыдание за рыданием наполнили квартиру, ее прозрачные слезы впитывали энергию комнаты, пока яркость не потускнела к воспоминанию, а затем, даже оно исчезло, и воздух был чист. Любовь закончилась, страх, комфорт, все закончилось, как будто никто не любил, не жил и не умер защищенный этими стенами. Она не взяла ни одну из его энергий себе. Это было тяжело, но принять его в себя никогда не было ее намерением.

Медленно, Миа перестала плакать, пока ее дыхание не выровнялось, и она не перестала задыхаться. Падающие слезы перешли от черного до серого цвета и были теперь совершенно ясными, отражая тусклое солнце от прекратившегося дождя. Эмоции комнаты были сжаты и объединены в них. Тут не было ничего, чтобы связать ее со смертью этого человека, ничего, чтобы указать на то, что он умер как-либо иначе кроме мирного сна.

Тело Тома лежало лицом вниз на диване, рука касалась пола. Не глядя на него, Миа медленно оделась, опустошенная и уставшая. Она один раз посмотрела на желание, висевшее на ее шее, затем оставила его на месте. Она собрала слезы как фотографии потерявшихся детей, с любовью и болью, смешанных в равной мере. Если бы она не сделала это, кто-то нашел бы их, узнал их, и ее отправили бы на допрос. Закон знал, на что была способна банши, и она не могла себе позволить, чтобы за это ее упекли в тюрьму.

Пальцами, медленными и неуклюжими, Миа проверила спинку своего платья, чтобы быть уверенной, что все кнопки были застегнуты должным образом. Кофейник дымился, и она аккуратно убрала свою пустую чашку в шкаф прежде, чем отключить его и постановить наполненную чашку Тома на журнальный столик около него. Она выключила музыку, и вина побудила ее укрыть его вязаным пледом, как будто он спал. Его одежда отправилась в корзину для белья.