Лора Вайс - Весна

- Ты чего пригорюнилась? – заговорил вкрадчиво. – Болит чего? Может хворь какую подхватила? Али по дому тоскуешь?

- Не угадал, - печально усмехнулась краса, не отводя глаз от огня.

- Ну раз здорова, в тоске не маешься, может, займешься полезным делом, - и он пододвинул к ней кабанчика. – Зря что ль я его по лесу гонял.

- Будет тебе кабанчик, - как-то задумчиво молвила дева. – А вот ты мне скажи, - обратила свой взор на него. – Кто родители твои? Али ты создание Велеса?

Тут Лан погрустнел, в землю уставился, но Весна опередила:

- Не серчай на меня, я ж просто узнать тебя хочу. Но коль не желаешь говорить, то и не надо.

- Я не серчаю. Горьки те воспоминания.

- Так поделись, глядишь, легче станет.

- А ты взаправду знать хочешь? – с надеждой посмотрел на нее Лан.

- Хочу. Мы ж с тобой уже нечужие друг дружке. Ты обо мне все знаешь, а про себя таишься.

- Ну, коли не шутишь, поведаю историю, - и он уселся на полено, подкинул в огонь хворосту. – Отца мне знать не довелось, но вот матушку помню. Пришлой она была, деревенской. Жили мы с ней в чаще, к людям не совались, покуда получился я уродливым, да и замашки были звериные. Кому понравится смотреть на дитя, что на четвереньках бегает, царапается и на дичь кидается. А про таких, как моя мать говаривают, мол душу она силе нечистой отдала и акромя беды от нее боле ничего ждать не приходится. Но когда я встал на две ноги и начал речь людскую понимать, то решилась матушка на отчаянный поступок, захотела родню свою проведать и меня показать, глядишь, сжалятся, примут обратно. Тяжко ей было в лесу одной-то. И пошли мы в деревню. В тот вечер гроза нешуточная разыгралась, Перун небо в клочья рвал, не щадил. И явились мы к избе, встали на пороге, мать постучалась. Стоит, помню, меня успокаивает, а у самой сердце выскочить готово. Мне-то и в лесу хорошо было, зверей я понимал, те меня не боялись. Дверь отворила старуха, а как узрела нас, такой вой подняла, что все соседи из своих домов повыскакивали, - и тут Лан замолчал.

- Что дальше-то? – подалась к нему дева.

- А дальше на нас собак спустили. Сначала вышел из дому отец моей матери с бабкой, глянул на дочь свою одичавшую, да на дитя ее перевертыша, а после сразу собак и спустил. Я-то быстро бегал, но вот матушка. Подрали ее псы, покусали. Еле ноги мы унесли, токмо мать после этого последние силы растеряла. Раны заживали плохо. Умерла она, спустя десять дней, - у зверя глаза заблестели. – И я один остался, но тут случилось чудо, меня Велес нашел, воспитал и наказал беречь земли здешние от невежд. Сказал, помни мол злобу людскую, никогда не забывай. Твое место тут, здесь твой дом.

Весна же заметила тоску его, перебралась поближе и села рядышком, а потом и за руку взяла:

- Человек – созданье слабое, ведомое, оттого и творит беду. Я вот никогда бы тебя не прогнала.

- Брешешь, - усмехнулся Лан, а сам аж дыханье затаил. – Ты б первая меня стрелами накормила.

- Эх, твоя правда. Но вот сейчас бы ни за что не прогнала, в твоем сердце человеческого в разы больше.

- Благодарствую, - и он легонько сжал ее руку.

Дева тут же закраснелась, голову склонила, взор лукавый спрятала, но спросить не побоялась:

- Ответь мне, Лан. Я-то тебе зачем? – разомлела краса, понадеялась услышать слова особые.

- Как зачем? А кто будет наказание нести? Кто будет стряпать, - и он снова посмотрел на дикого порося, что уж давно преставился, и теперь мирно возлежал у костра.

- Вот, значит, как! – подскочила Весна. – Токмо для этого? Ну, раз так, ирод проклятый, то сам потроши кабана своего! Ишь ты! Нашел прислужницу, ух!

Боле и не нашлась, чего еще сказать, посему лишь ногой топнула в сердцах и в сторону озера направилась. Шла, бесилась, руками размахивала:

- Мужлан, супостат! Все они одинаковые, лишь бы бабу у печи посадить. Наказание нести обязана! Да что б ты на ежа сел голой шепталой, окаянный.

А как до берега добралась, отпустило ее, села она у камыша, коленки обхватила и на месяц уставилась. Так и просидела всю ночь, токмо под утро уснула, даже не почуяла, как ее Лан на руки взял и в избу отнес.

С той ночи прошло аж осемь дней.

Часть 11

Наутро проснулась Весна злющая аки шишига, все по избе бродила, половицами трещала и думу думала. Очутилась она меж двух огней, и Лана трогать не хотелось, но и Бога сердить желания не было. И вот как здесь поступить?

Да и Лану было нелегко. Чудище жило своей жизнью до ее появления, горя не знало, а теперь вся его душа наизнанку выворачивалась, что-то испытал он к девице, что-то почувствовал. То были привязанность, тоска, печаль. Весна стала для зверя ежеденным напоминанием того, что он хотел запрятать в сердце как можно глубже.

Маялись оба, места себе не находили, да все в молчанку играли, взгляды прятали, а Боги за ними неусыпно следили, каждый жаждал свое получить.

Время клонилось к обеду, голодно стало так, что аж живот у девицы скрутило, выглянула она из окна, осмотрелась, а вокруг тишина. Лана и след простыл, дубы дремали да сны разглядывали, солнышко заливало золотым светом полянку, деревья будто замерли, одним словом – сказка.

Весна слезла вниз, подошла к котелку, а там пусто. Вздохнула тогда и решила в лес отправиться, ягод каких поискать.

Бродила средь елей и сосен, тени на земле рассматривала, но мысли тяжелые душу не отпускали. И чего Боги увязались за ней? Чего им надобно? Не заметила девица, как ушла далече от дубравы, а когда очнулась, то закрутила-завертела головой, вокруг-то места дикие, страшные – землица сухим хворостом устлана, деревья стоят мертвые, звуки слышатся из чащи недобрые.

- Вот же дурная голова, - в сердцах прошептала Весна. – Даже копья с собой не взяла, явилась с пустыми руками. Лишь бы на зверя какого не напасть, тут-то прятаться совсем негде.

Сейчас же краса шаг сбавила и принялась высматривать знаки особые, дабы выбраться из глуши, токмо здесь мха не росло, муравейников не имелось, все деревья походили друг на друга, посему пришлось идти наугад. Долго ли коротко ли, но вскоре донеслись до ушей звуки знакомые, то был смех людской вперемешку с плесков воды. Весна шла как завороженная, аж сердце заныло, поскучала она по людям, по деревне своей, по батюшке с матушкой.

Тут уж и чаща закончилась, ступила дева на ковер из зеленой травы, добралась до высоких кустов и затаилась. А как набралась храбрости, то выглянула и сразу заметалась душа, очи слезами наполнились. Вышла она к озеру, что покоилось недалеко от деревни родной, а на берегу сего озера ее подружки сидели да смехом заливались.

Смотрела на них Весна, по щекам слезы горькие катились, сердце из груди выпрыгивало. Так и хотелось выйти к ним, но понимала девица, что не примут ее, проклянут, а что еще хуже, охотников натравят. Для деревенских она теперь злой дух не иначе.