Лора Вайс - Весна

- Лан, - ответил хранитель.

- Что? – обернулась краса.

- Звать меня так, Лан. Ты все кличешь зверем, чудищем да иродом, токмо у меня имя имеется.

- Вон оно как. Так ты знать не безродный.

Но зверь не ответил, встал да ушел в чащу, а Весна призадумалась. Почувствовала дева печаль евонную, что аж у самой сердце защемило. Есть у мучителя темная тайна, что клокочет внутри, изъедает, царапает, то-то он злой такой. Знамо дело, раненый зверь рычит громче любого, даже самого свирепого.

К обеду и уха подоспела. Цельный котел получился, запахи тогда разошлись по лесу благодатные, Но только не шло чудище, запропало, а Весна без него отобедать не решалась. Да и негоже как-то, все ж рыбу он ловил. Так и сидела у тлеющего костра, палочкой в золе ковырялась, под нос что-то напевала. Прошел час, другой. Похлебка остывать начала, тогда поднялась дева и побрела в березовую рощу, совсем аппетит пропал у невольницы.

Ходила она средь молодых березок, думы думала, а потом слышит, громыхает кто-то, точно крышкой по котлу, воротилась сразу на поляну и обомлела. Над котелком низенький бородатый дядька навис и черпаком ее уху помешивает:

- Кто таков? – возмутилась дева. – Никак на чужое позарился?

Тут старичок спохватился и как сиганет в лес, спрятался за деревом и затих. Весна аж засмеялась, а потом подошла к котелку, налила ухи в плошку и на пенек поставила:

- Не бойся, чудо лесное. Я стращать тебя не хотела, иди сюда, отобедай.

Постоял, постоял старец за деревом, а у самого в животе урчит, есть-то хочется и вышел. Осторожничал дедушка, но голод пересилил, посему взял плошку, ложку и сел на полено. Ел, торопился, токмо причмокивал, а когда уха закончилась, то отставил плошку, поднялся и девице поклонился.

- Добавочки, может? – заулыбалась краса.

Но старец помотал головой и довольный в чащу побрел.

- Чудеса в решете, - молвила она. – Лес здесь особенный. И кто это был?

- Леший, - вдруг раздалось за спиной девицы. Зверь воротился.

- Так прям леший?

- Он самый. Теперь повадится. Но ежели задружишься с ним, то лучшего спутника в лесу не сыскать. Из любой чащи выведет.

- А ты куда запропал?

- Отчитываться не обязан, - бросил тот и уселся на полено, где с минуту назад старец сиживал. – Наливай варево, поглядим какая из тебя хозяйка.

- Можно подумать есть с кем умением мериться, - хмыкнула Весна. – Али ты тут не одну меня держишь в неволе?

- Слава Богам, ты первая и очень верю, что последняя.

Тогда дева скривилась и чуть черпаком охальника не огрела, но сдержалась. Налила ему ухи, да в лапы сунула:

- Гляди, не подавись.

Однако ж зверь похлебку оценил, даже добавки попросил. После такого Весна оттаяла.

Так и сидели двое у костра. Лан хворосту подбросил, отчего пламя с новой силой разгорелось. А у девы так и свербело, хотелось ей узнать, кто таков похититель ее:

- Долго ли леса стережешь? – все ж не стерпела.

- Долго.

- С самого рождения? – но он не ответил. – И сколько же тебе годов?

- Не знаю, - ответил зверь задумчиво. – Сколько себя помню, столько живу я здесь. А уж как долго, токмо Богам известно.

- И не тяжко, одному-то?

- А я не один, вокруг меня лес. Он семья моя. Вы привыкли жить среди себе подобных, а мне шум и гам не нужен, мне в тишине хорошо. А лес никогда не шумит, он полон молчания, мудрости.

- Зря ты так. Семья – это наивысший дар Богов. Одиночки рождаются на погибель, даже зверь роет нору, птица вьет гнездо, чтобы потомство взращивать, холить и лелеять детенышей, жизни учить.

- Мне не довелось знавать этого.

- Кто знает, может, когда прекратишь страх на людей наводить и посмотрит кто на тебя по-доброму. А может Велес тебе подобную сотворит, будете вдвоем деревенских по лесу гонять.

- Мне семья без надобности. Лишние хлопоты. Ты вот свалилась как снег на голову, теперь нянькайся с тобой.

- А я не напрашивалась. Ежели дашь добро, хоть сейчас уйду.

Но чудище лишь сверкнуло красными очами и замолчало, боле ни слова не произнесло. Когда же сумерки на лес опустились, Весна встала и побрела к хижине:

- Добрых снов тебе, Лан, – крикнула она сверху, прежде чем дверь за собой запереть.

А зверь даже глаза закрыл, давно его по имени не называли. Правду говорят, отбери имя у человека, и он враз одичает, так и здесь. Забыл зверь, что такое имя и что такое обращение вежливое.

Часть 9

Леса здешние чудесами полнятся. За окошком-то теплынь, хоть и март на дворе.

Токмо вчера поутру еще студено было, а нынче благодать. Даже природа-матушка встрепенулась: птицы заголосили пуще прежнего, жители лесные из нор да дупел повылазили, а над озерной гладью стрекозки вовсю заметались.

Весна как глаза открыла, так и обомлела. В избе жарко, а дуб то и дело покряхтывает, ветками помахивает, да бурчит:

- Что за шутки, что за проделки лихие… душно больно… упрел…

Выглянула дева в окошко, вокруг зелено-презелено, небо синее-синее, деревья не шелохнутся. Будто и не март вовсе, а знойный июль в самом разгаре. Да и зверя не видать нигде, небось в какую тину залег, боится поди солнца яркого, покуда привык обитать в сумраке. Ну а краса решила времени даром не терять и пойти на озеро. Исподнюю рубаху скинула, натянула портки с сорочкой и бегом вниз.

- Чудеса, - прошептала она, когда на землю ступила. – Хоть босиком гуляй, жара несусветная.

У озера солнышко припекало, не щадя головы. Совсем разомлела Весна, а как коснулась водицы, чтобы умыться, так и ахнула. Вода-то как парное молоко.

- Эх, искупаться бы, – молвила она. – В избе этого изверга сидеть, только вшей взращивать.

На том и порешила. Но чтобы на глаза не попасться к лиходею лесному, прямо в одеже зашла в воду, а как та к груди подступила, так сняла дева с себя все до последнего и на камыши повесила, что рядом росли. Тут же тело ощутило ласку и тепло озера. Плавала Весна вдоль берега, а душа аж истомой исходила, вот до чего хорошо было. Солнце по воде искрится, трава шелестит, могучие сосны ропщут.

Так бы и купалась, если бы не заплыла за очередные заросли камышовые. Там вдалеке ее мучитель стоял по пояс в воде, видно тоже решил не отказывать себе в радости ополоснуться после долгих скитаний по чаще. Дева тогда опустилась в воду, что только глаза да нос остались на поверхности, а после медленно за камыши заплыла, чтобы наблюдать за злыднем из укрытия. А то глядишь, споймает и, чего доброго, утопит водяному на забаву, с него станется.

Лан тем временем, не подозревая того, что в камышах засела любопытная охальница, преспокойно занимался омовениями. Он снял с себя шкуру звериную, да и все прочее лишнее. Сейчас хранитель выглядел по-другому, почти как человек, ежели бы не глаза, клыки и когти. Черные волосы доходили до середки могучей спины, богатырская фигура блестела под лучами солнца, от такого зрелища небывалого у девы аж скулы свело. Никогда доселе краса не видела нагого мужчины. Ее матушка не пускала с остальными девицами на озера местные, дабы не сгубить невинности. А то мало ли, случались на тех гульбищах оказии, а родителям потом в подоле детей притаскивали блудницы этакие, посему родимые строго-настрого запретили полуночные заплывы.