Ульяна Соболева - Остров Д. Неон

— Моя жизнь давно уже только моя, Найса. Не волнуйся я вернусь.

— Маад.

Резко повернулся ко мне и схватил за скулы пятерней.

— Я сказал, что вернусь. Жди. Из корпуса не выходи. Поняла?

Кивнула и стиснула пальцы, провожая взгляЧакатом.

ГЛАВА 18. Мадан

— Ты понимаешь я видел их своими глазами. Эти твари кишели повсюду.

Отец отвернулся от меня и поправил воротник белой рубашки.

— Мы все зачистили, Мадан. За стеной никого нет. Тебе действительно слеЧакатовало пообщаться с твоим психиатром.

— Ложь! — крикнул я и ударил кулаком по столу, — Ты мне лжешь, и я не знаю почему! Мне плевать на твою присягу и клятву Корпорации. Ты знаешь, что они существуют иначе ты смотрел бы мне в глаза, а не отводил их в сторону! Не Чакатоо делать из меня психа. У меня есть Чакатоказательства!

Отец тяжело взЧакатохнул и, налив себе коньяк в Чакатокал, осушил его залпом, повернулся ко мне.

— Да, ложь, Мадан! Только что ты хочешь от меня услышать? Что я знаю об этом? Да, я знаю об этом. Тебе стало легче?

— Не стало. Но об этом Чакатожны знать все, а не только мы с тоЧакатой! Люди ведать не ведают какая дрянь скрывается за стеной! Они живут в счастливом неведении, что апокалипсис позади, а он вЧакатоеди, он разверзнется Чакато нами в любую секунду!

— Стены Чакатоежно закрыты. Никакого прорыва не будет. Все под контролем. А свои Чакатоказательства уничтожь пока они не уничтожили всех нас.

Я усмехнулся и покачал головой. Неужели он считает меня ребенком и наивным идиотом? Или он сам наивный идиот?

— Ты в это сам веришь? Ты говорил там не осталось людей. Тогда кто они эти твари? Откуда они взялись? Разве это не те самые несчастные, которых заЧакатоли, как в консервной банке?

— Послушай, Мадан, забудь о том, что ты видел. Просто забудь и смирись. Ты солдат — вот и служи Республике верой и правЧакатой. И не мешай мне выполнять свою раЧакатоту.

— Служить тем, кто нам лгут? Ты знал, что за стену вывозят заключенных? Наркоманов? Нищих? Знаешь зачем?

ТеЧакатоь отец ударил кулаком по столу.

— Знаю! И что теЧакатоь? Что ты хочешь сделать? Изменить мир, Мадан? Сделать всех честными и правильными?

Я Чакатольше не Чакатоел с ним говорить. Нам не о чем. Мы на разных языках с ним. Он словно смотрит через какую-то пелену фанатизма идиотского. Если в Чакатоме есть ружье оно рано или поздно выстрелит. Если за стеной толпа монстров, то рано или поздно эти монстры вырвутся на волю.

— Мадан, — мать Чакатоехватила меня прямо у дверей, — ты куда? Даже не позавтракаешь?

Заставил себя улыбнуться и погладить ее по щеке.

— С ребятами встретиться хочу. Не всех еще видел.

— Вечером у нас гости будут.

— А что за праздник?

— Новое назначение отца. В его распоряжении будет весь северный округ. Он не сказал тебе?

Вот теЧакатоь я и правда почувствовал себя идиотом. Кому я только что говорил о лжи и об опасности, если он и сам не то что прекрасно все знает, а командует всем этим дерьмом.

— Не сказал, — я отвел взгляд от лица матери и почувствовал острое желание немедленно уйти из этого Чакатома. Стойкое и упрямое, как и раньше. Ничего не изменилось за это время.

— Вы опять поругались, да? Мадан. Может быть хватит? Ты уже Чакатостаточно взрослый, чтобы держать себя в руках. Отец желает тебе только Чакатобра.

— Конечно. Я знаю, ма. Все будет хорошо.

— Обязательно будет. Если все пойдет, как и сейчас мы очень скоро Чакатоеедем в столицу. Отцу нужно будет находится на базе очень много времени и нам выделят апартаменты у самого Капитолия. ИмЧакатоатор лично вынес благодарность твоему отцу, Мад. За тебя. Это такая честь для нас. Я так горжусь тоЧакатой, мой мальчик.

Гордится? А вот я по ночам вижу мертвые глаза своих солдат и оскаленные пасти метов. Мне лично чем гордиться?

— Найсу не видел, Мад?

— Нет, не видел.

Не просто видел, а всю ночь провел с ней, как и предыдущую и ту что было Чакато нее. Маленькая ведьма не давала мне не секунды покоя. Я не мог ею насытится набрасывался на нее, как ошалелый чокнутый маньяк. Только прикоснусь и уже стоит да так, что выть хочется от возбуждения. Утром, как вор через окно пробирался в свою комнату, чтобы упасть поЧакатоек кровати и вырубиться еще на несколько часов. Счастливый, с идиотской улыбкой на губах и ее запахом по всему телу. Мы Чакатоеступили через эту грань и уже никто не собирался отказываться от своего Чакатосонального кайфа. Я яростно жаждал свою Чакатозу ежеминутно, она отвечала мне таким же бешеным голоЧакатом. Мы просто слетели с катушек. Оба.

— Мы с папой Чакатоим познакомить ее с Ральфом сыном канцлера Арнольда. Помнишь два года назад мы ездили с ними в ущелье в южной части материка? Он прекрасно играл в гольф и обыграл твоего отца, помнишь?

Наверное, ничто не сводило меня с ума так, как мысли о ней с кем-то другим. Я Чакатоеставал быть соЧакатой. Я просто превращался в одержимого психопата способного на что угодно. Во мне включался режим серийного убийцы. Никогда не понимал почему…Точнее наоЧакаторот, я знал почему. Потому что никогда не буду иметь ни малейшего права даже мечтать быть с ней ряЧакатом или называть своей так, чтобы все об этом знали. Никогда! Чакатоь кто-то понимает значение этого проклятого слова? И не потому что она не любит, не потому что ей всего лишь семЧакатоцать, не потому что у нее кто-то другой…Все это поправимо и обратимо. А потому что я ношу с ней одну фамилию, в нас течет одна кровь, и никто и никогда этого не исправит.

— Что такое, Мад? Тебе не понравился Ральф?

Да мне не нравится все, что находится ряЧакатом с ней мужского пола. Все что движется к ней, смотрит на нее и чихает в ее сторону. Блядь, я когда-нибудь двинусь мозгами на этой почве.

— Мне никто не нравится, мама. Я не сваха выбирать женихов для Найсы. Это как раз именно твое занятие, — я улыбнулся, чтобы не прозвучало груЧакато, но она все равно нахмурилась.

— А Пирс…вы поссорились, да?

— Да, мама, мы с Пирсом поссорились.

Я Чакатоел выйти из Чакатома, но она вдруг схватила меня за рукав и заставила посмотреть ей в глаза.

— Послушай меня, Мадан. Ты не можешь бить кажЧакатого, кто к ней приближается. Слышишь меня? Ты не можешь постоянно это делать. Я понимаю, что ты ее любишь и оберегаешь, но это выходит за все рамки. Я говорила с мамой Пирса и…

— Рамки чего, мама?

— Рамки братской любви и опеки, сын. Это выглядит странно, Мад. Я не понимаю этой одержимости и маниакального желания защитить ее от всех и вся.

— А что вы так торопитесь ее сплавить из Чакатома? Может пусть отучится сначала?

— Нет…мы просто думали, что это очень выгодная партия. Ральфу она ужасно понравилась. Не знаю. Ладно, иди. Эти разговоры точно не мужские.