Александра Салиева - Прокляты и забыты

Джеймс сделал два шага назад и, видимо, доказывая свои слова, осторожно поднял ладони.

— Кто ты? То есть — что ты? — дрожащим голосом спросила я, даже как-то подзабыв, что вообще-то сама должна быть давно и надежно мертва.

— Вы и сами знаете ответ, — осторожно сказал Джеймс.

Телохранитель отступил еще на несколько шагов и сел в кресло.

«Верь тому, что ты видишь. В этот раз будет легче», — пронеслись перед глазами слова из записки.

Так не о шизофрении, значит, шла речь! Это, безусловно, радует. Наверное.

Я даже немного успокоилась, как будто такое объяснение в порядке вещей. А может, дело было в том, что оборотень находился на достаточном от меня расстоянии. К тому же он выглядел гораздо хуже, чем я себя чувствовала.

Чтобы не смотреть в его странные глаза, от которых мне все же было не по себе, я опустила взгляд на свою безнадежно испорченную рубашку. Зеленый шелк превратился в тряпку со следами грязи и травы и огромными багровыми пятнами уже засохшей крови. Сделав шумный вздох, я пришла к выводу, что моя грудная клетка все же цела. Интересно. Значит, когда Джеймс зарычал на Артура — мне не показалось. И хищный оскал Артура — тоже не показался.

«До тебя я жил вне времени, не замечая годы, дни, часы, минуты. Я был мертв не только телом, но и душой», — снова подсунула мне память строки Александра.

Если я не страдаю шизофренией — значит, и правда свернула Катарине шею. А еще это значит… нет, это лучше спросить у него. Уточнить, так сказать.

— Тот официант — он ведь не обзывался, когда сказал, что Артур — упырь, да? — печально вздохнула я.

Холодные. Бледные. Безразличные к окружающим. Теперь мне определенно легче понять причину. Тот факт, что я не шизофреничка, сейчас радовал меня больше всего. Так радовал, что абсолютно затмил собой то, что, оказывается, я живу с не совсем адекватными личностями.

— А я? Тоже? — предположила я.

Раз я жива — это единственный логический вывод. Но ответом мне послужил громкий хохот. Я немного обиделась. То, что я — не хладнокровная машина для убийства, я и так прекрасно понимала. А вот с оборотнями определиться как-то тяжелее.

— Нет, конечно, — еле сдерживая смех, сказал Джеймс. — Просто я напоил вас… кое-чем. Хорошо — успел, еще чуть, и… — смех мгновенно стих, а голос наполнился хрипотой и слегка надломился, — … не смог бы уберечь, как обещал. Может, вы хотите себя в порядок привести?

Джеймс встал с кресла, пятясь к дверям и сильно прихрамывая.

— Стоять! — скомандовала я. — Ну уж нет. Сначала объясни мне все от и до!

И тут же пожалела о сказанном. Выглядел оборотень очень плохо. Кажется, еще чуть — и рухнет, где стоит. Пристыдив себя, я добавила намного мягче:

— Сколько времени тебе нужно, чтобы… ну, чтобы тебе стало легче?

— К утру все будет хорошо, леди Камелия, — ответил Джеймс.

— Значит, утром и поговорим, — примирительно улыбнулась я.

Надежда, что теперь мне будет легче дожить до рассвета, утвердилась как-то сама собой. С такой-то артиллерией…

Джеймс вышел, и я осталась одна. Быстро приняв душ и переодевшись, легла обратно в постель.

«Будь сильной, девочка», — я почти видела эти строки, когда проваливалась в сон.

Проснулась я в предрассветных сумерках. Не знаю, почему, — просто какое-то чувство не давало покоя и гнало куда-то.

«…до рассвета», — сказано было в письме.

Повинуясь странному чувству, я поднялась с кровати. Небо на востоке начало светлеть. Я так и стояла, не дыша, наблюдая, как светлое пятно на горизонте становится все больше и больше. Когда показавшийся край солнца озарил пространство, я невольно подошла к окну и открыла створки. Ледяной порыв осеннего ветра прошелся по моему лицу и волосам. Но неприятное ощущение тут же сменилось на совершенно другое, едва первые лучи коснулись стен поместья и солнечный свет коснулся кончиков моих пальцев, державших оконную раму. Агония охватила мое тело, словно в него воткнули тысячи раскаленных иголок.

О, Создатель… как же больно!

Кажется, я кричала — но не слышала своего крика. Вокруг была только оглушающая тишина и боль. Новые воспоминания начали возвращаться яркими, ослепляющими, болезненными вспышками. Отрывочно. Несвязно. Но все же они возвращались.

Огонь в камине почти потух. Скоро утро. Александр лежит на диване, а я сижу рядом на полу, обнимая колени руками.

— Ты должна быть готова к тому, что он сразу решит, что ты Лилит. Не позволяй ему думать так, — говорит Александр.

Граф Деверо ласково перебирает пряди моих волос, и его голос звучит в тишине так успокаивающе.

— Я никогда не смогу быть готова. Но я постараюсь взять себя в руки. В конечном счете — что такое самые прекрасные черные глаза, в которых отражается весь мир, если мне все равно нельзя его любить, — пытаюсь я иронизировать, хотя на душе — только боль.

— А с чего ты взяла, что полюбишь его? — усмехается Александр.

Он встает с дивана и присаживается рядом со мной на пол.

— Да, ты действительно никогда не любил, — я не могу найти ответ, а потому перевожу все в шутку. Даже легонько толкаю его в бок для большей правдоподобности.

— Береги свое сердце, — тяжело вздыхает граф и тепло обнимает меня своими холодными руками. — После того, что мы вытворим, они придут в любом случае.

— Если я доживу до этого времени, — усмехаюсь в ответ.

Усмешка в моем голосе маскирует страх перед неизведанным. Обхватываю Александра за плечи и утыкаюсь лицом в темно-синюю рубашку из хлопка.

— Я позабочусь об этом, девочка моя. Все будет хорошо. Только ты не сломайся.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Это успокаивает.

— Обещаю тебе, Александр. Никогда не сломаюсь…

Доля секунды — и все прошло. Как будто ничего и не было. Ни боли, ни новых воспоминаний. Но свидетельством того, что не показалось, стали перемены во мне.

Волосы стали длиннее сантиметров на тридцать. Все синяки и царапины, не успевшие зажить, просто исчезли. Ушла усталость, от которой, казалось, я скоро просто упаду, — ведь я так и не выспалась.

Ничего себе я обновилась за долю секунды! Как будто душу сначала вытащили, а потом вернули после абсолютного тотального лечения.

Строки в очередной раз всплыли в сознании: «…Да и после не отпускай, пока не сможешь полностью контролировать себя. Помни — ты обещала никогда не сломаться, что бы ни произошло дальше…»

Точно — инструкция. Не прощание. Вот же… упырь. А еще мужем назывался.

На обеих ладонях красовалось по цветочку диаметром около двух сантиметров, как будто только что выведенному глянцевыми черными чернилами.

Камелия. Ха. Это не просто мое имя. Я еще и подписана теперь. Ну, или подрисована. В общем — как будто клеймили. Ощущение, по крайней мере, точно такое.