Галина Чередий - Ключик

— Прости меня! — прошептала Эмма, обнимая своего мужчину за шею, а он резко мотнул головой, отказываясь даже слышать ее извинения. И девушка поняла — не потому что не прощал, а потому что не принимал ее вины ни в чем. Монстру не нужно было говорить с ней, она читала это в нем без малейших усилий. Она была для него совершенна, непогрешима, абсолютно идеальна. И от этого исключительного восхищения в родных глазах весь груз, давивший на плечи Эммы, свалился, рассыпаясь в пыль и растворяясь в мерцающей воде озера. Она уже без всяких сомнений и оглядок на будущее и прошлое поцеловала Сейма, отсекая от них всю бесконечность возможных миров и последствий. Всей вселенной не существовало. Она только собиралась зародиться прямо сейчас из той огромной энергии, что с космической скоростью росла между ними. Сеймас ответил ей со всей первородной дикостью, что только была и в монстре, и в человеке. Эмма оттолкнулась от дна, обвивая Сейма ногами и без единой мысли о страхе прижимаясь своим естеством к его члену, и мужчина дернулся, со стоном запрокидывая голову, разрывая контакт их губ. Его ладони жестко, практически до боли стиснули ее ягодицы, вынуждая прижиматься теснее, и она с готовностью сделала больше. Терлась, скользя по его стволу, истязая обоих предвкушением. Эмма словно обезумела: без остановки целовала его горло и колючий подбородок, гладила лицо, плечи, грудь, ненасытно исследуя каждую сводящую ее с ума линию любимого тела. Ей было плевать, насколько торопливыми и жадными виделись ее ласки, до какой степени были бесстыдными движения ее жаждущего тела, потому как она и так умирала от нетерпения получить своего мужчину целиком. Она была открыта и готова для него прямо сейчас, в эту секунду и отныне всегда. И не имело значения, кто перед ней — ее Норман или его озверевший от похоти монстр — она принимала и любила обоих. И готова была сполна впитать все, что могла получить от обоих сущностей, потому как все равно это был ее мужчина — единственный, любимый. И она будет поглощать все — его нежность, вожделение, ярость, любовь, как иссушенная земля воду. Никогда больше не станет сомневаться и отказываться от него и умрет за право быть с ним, а не будет искать возможность разорвать их судьбы.

— Сейчас… сейчас… — прошептала Эмма, уже умоляя о большем.

Она больше не могла терпеть, сгорала в пламени не менее жестоком, чем сам монстр. Лишь секунду Сейм помедлил, вглядываясь в ее лицо. И найдя там все, чего желал так сильно, вторгся в тело девушки медленно, но без единой остановки. Эмма открыла рот, хватая исчезнувший воздух от ощущения его предельного присутствия вокруг нее и в ней. В какой-то момент она словно балансировала на тонкой грани между идеальностью и чрезмерностью, не в силах даже дышать. Но едва Сейм, зарычав, отступил и сделал первое мощное движение, ее сознание лишилось и этой шаткой опоры и сорвалось в бесконечное падение. Ей невыносимо хотелось закрыть глаза и просто обратиться в сгусток впитывающей наслаждение плоти, но она не желала разрывать их контакта. Хотела видеть все сама и показать Сейму, что происходит между ними. И поэтому держалась, не отпуская его взгляда, позволяя видеть, как он приближает ее к оргазму каждым мощным, почти безжалостным толчком, и утягивала его за собой в безумный экстаз. И лишь когда ее разум взорвался и тело выгнулось, содрогаясь, зрение отказало. Весь мир стал темнотой, и все, что осталось — это последние свирепые движения Сейма и его глухой прерывистый рёв, волнами прокатившийся по ее сознанию и сделавший их общий финал совершенным.

Стоило Сейму и Джимми скрыться из виду, незнакомка смазанной тенью метнулась к лежащей на земле женщине. Шепотом причитая, она осторожно приподняла ей голову, освобождая от ткани лицо и шею и аккуратно обследуя их, а потом и все тело сквозь одежду.

— Думаю, будет удобнее, если мы всех раненых перенесем в тень и там осмотрим, — сказал Кирос, приближаясь с намерением поднять раненную с земли.

— Отойди-и-и! — вскинулась пришелица, прикрывая собой лицо пострадавшей. — Ты не сме-е-е-шшшшь смотреть в ее лицо!

— Да прямо очень мне и хотелось! — фыркнул Кирос, при этом и не думая остановиться. — Мне, знаешь ли, вообще плевать, как выглядит женщина, которую я не собираюсь поиметь! Могу ее даже с закрытыми глазами нести. Но только если я вместе с ней упаду, будет виновата твоя чрезмерная скромность!

— При чем тут скромность, глупый полукровка! — огрызнулась незнакомка, так и продолжая нависать над второй женщиной и угрожая всей позой и взглядом. — Законы нашей общины запрещают жрицам после инициации являть свое лицо любому постороннему! Это страшный грех, за который она будет моментально лишена благосклонности Узмери! Сияющая богиня ревнива и не терпит чужих взглядов на том, что принадлежит ей!

— Ну надо же, как все у вас сложно. А ты тоже жрица? — с любопытством спросил мужчина, ловя себя на том, что, несмотря на явную агрессию в прозрачных глазах напротив, чувствует сильную симпатию к столь отважно защищающей своего маленько женщине. Это было то, что он понимал и уважал.

— Нет, — ответила она глухим голосом. — Меня пока не сочли достойной.

— Пока или вообще? — хмыкнул блондин и тут же отругал себя за смятение и краткую боль, что ощутил в ответе.

— А вот это тебя никак не касается! — огрызнулась девушка, гневно сверкнув глазами.

— Ну и ладно! Так тебе помочь или как? — уточнил он.

— Своим помоги! — нарочито небрежный взмах тонкой кисти явно отсылал его куда подальше, но Кир не спешил уйти, с любопытством продолжая смотреть на обеих иномирянок.

— Так, вроде, некому помогать, — пожав плечами, ответил он.

Действительно: и близнецы, и Эйден пришли в себя.

— Обстановка? — первым делом крикнул Брант.

— Временно можете расслабиться, — ответил ему Кирос.

Братья, учитывая произошедшее, почти бодро поднялись на ноги, покряхтывая и озираясь, при этом быстро успев проверить друг друга привычными несуетливыми движениями на повреждения.

Эйден же еще сидел на земле и утирал кровь с лица краем форменной футболки. Он, будучи человеком, не обладал такой же степенью прочности и регенерацией, что остальные, и, может и был подготовленным и опытным воякой, пострадал явно сильнее остальных, хоть и не желал показывать виду.

— Да что ты делаешь вообще! — рыкнула на него Пич. — С ума сошел? Хочешь инфекцию занести?

Похоже, вместе со зрением к ней возвращалось и желание командовать. Она, щурясь и прихрамывая, дошла до одного из заплечных мешков и стала рыться в нем, хотя ей было неудобно из-за плохо двигающейся правой руки. Добыв в глубинах рюкзака, наконец, аптечку, она доковыляла обратно, встала на колени перед майором и принялась вытирать кровь антисептическими салфетками, заклеивая мгновенно закрывающим раны слоем искусственной кожи. Мужчина же смотрел на нее не отрываясь, хоть и выглядел еще дезориентированным.