Галина Чередий - Ключик

— И я должна этому верить? — слезы, теперь злые и обжигающие опять навернулись на глаза.

— Эмма, девочка моя, я твой единственный друг и союзник. Только мне ты можешь доверять и только меня должна слушаться. И ты никогда не должна забывать об этом. — Лейн выставил пред собой руки, будто Эмма была паникующим животным, которое в любой момент сорвется в бегство, и говорил успокаивающим голосом, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Я растил тебя, заботился и продолжаю это делать до сих пор, хоть ты, может, и не замечаешь этого. Я скрывал от тебя всю серьезность положения. Щадил тебя. Но сейчас пришло время тебе смотреть на все без прикрас и недомолвок. Потому что иначе ты наделаешь ошибок, и это приведет к непоправимым последствиям. К сожалению, я не могу забрать опять тебя домой. Это больше не в моих силах. Но ты не должна ни с кем сближаться. Не должна доверяться никому. Потому что тебя предадут и причинят сильную боль. Я ищу выход для тебя, девочка. Да, я сам военный и предан своей стране. И да, когда я только забирал тебя, то никогда не думал, что так привяжусь, и твоя жизнь станет для меня важнее своей собственной. Но теперь я не хочу для тебя той судьбы, что рано или поздно достанет тебя. Не знаю, как помочь тебе выбраться. Пока не знаю. Каждого, кто сбегал, находили. Маяки всем вживляют еще в детстве, и никак извлечь или заглушить их нельзя. Нужен другой выход…

Отец все еще говорил и говорил что-то, но Эмма ощущала себя медленно погружающейся на глубину. Звуки становились все глуше, пока не исчезли совсем. Мыслей тоже не было. Как и эмоций. Пустота. Онемение. Отсутствие жизни.

Слезы не катились, слова не выходили, осознавать ничего не хотелось. У того, кто раздавлен лавиной, не может быть вопросов, кроме одного. Почему я? Мозг отказывался охватывать всю безысходность ситуации, что озвучил отец. Признавать себя бесправной вещью, предметом. Инструментом для одних и лабораторным животным для других. Мир, казавшийся полным ожидающих ее восхитительных открытий и сверкавший солнцем и красками, вдруг оказался черной мрачной пустыней. Или даже каменным лабиринтом, из которого нет ни одного выхода к свету.

— Эмма! — отец тряс ее за плечо. — Эмма, очнись. Ты должна пойти и сама сказать лейтенанту, что никаких романтических отношений между вами не будет. Четко и ясно. Ты меня понимаешь, девочка?

— Я… могу я сделать это позже? Пожалуйста.

— Нет. Пусть он уезжает. Нечего ему тут торчать. Хочу, чтобы ты говорила с ним под моим наблюдением, чтобы он не смог переубедить тебя, пользуясь твоим разбитым состоянием прямо сейчас. Я сам отвезу тебя на базу. Когда ты успокоишься и придешь в себя. Я знаю, ты умная и сможешь все осознать и понять, как правильно себя вести. Тебе просто нужно сосредоточиться.

— Хорошо, — Эмма пошла к двери, чувствуя, как внизу живота усиливается давящая тяжесть, и поясницу сводит болью.

Она ощущала себя совершенно разбитой, уничтоженной не только морально, но и физически. И дальше, судя по всему, совсем не станет легче. Не теперь, когда она узнала о себе всю правду. Или это далеко не вся, и ее ждут еще «сюрпризы»?

Как только Джимми вышла из дверей, Сеймас понял, что все плохо. Она выглядела раздавленной. Спина ее была ссутулена, и каждый шаг явно причинял боль, словно она ступала по битому стеклу. Монстр жалобно взвыл, увидев, что волшебный свет, проникавший до самых глубин души, будто погас. Такие прекрасные лучезарные глаза подернулись дымкой печали и тоски, и они резали Сейма, как острая бритва. Подойдя к нему, девушка остановилась в шаге от него, но было ощущение, что она находится от него в другой галактике, отделенная тысячами миль ледяного безвоздушного пространства. Джимми смотрела куда-то за его спину, обводя местность растерянным взглядом, как будто с того момента, как она вошла в дом отца, все вокруг изменилось до неузнаваемости.

Сейму захотелось заорать в голос, вторя отчаянью монстра, ощущая обжигающий холод там, где еще час назад было дающее ему блаженство тепло девушки. Необходимость рвануться к Джимми, схватить ее, встряхнуть, приводя в себя, свела судорогой мышцы. Укутать в свои руки, отогреть своим телом, спрятать от всего мира в себе. Вернуть обратно ту надежду, что едва зародилась и сейчас умирала прямо на его глазах. Сейм шагнул навстречу девушке, но она попятилась и выставила вперед руку, устанавливая между ними непреодолимую преграду. И это взбесило монстра. Он не желал больше никогда между ними никаких препятствий. В дверном проеме появился подполковник Лейн и впился в них своим тяжелым взглядом. Джимми же, словно ощутив его появление, взглянула на отца через плечо, и тот кивнул ей, явно к чему-то подталкивая. Девушка, едва заметно обреченно, кивнула в ответ и повернулась к Сейму. Она не смотрела ему в глаза, уткнувшись взглядом куда-то в район его шеи, и тяжело сглотнула, подбирая слова. Но Сейм опередил ее.

— Джимми, малышка, что бы отец ни внушил тебе, ты не должна принимать никаких решений прямо сейчас. Дай себе время подумать, — быстро сказал он.

Девушка только покачала головой.

— Боюсь, что должна. Я думаю… Нам не стоит встречаться. Отношения не для таких, как ты и я, — произнеся это, она прижала руку к животу, как будто ее ударили, и Сейм ощутил отголосок этой боли на себе.

— Остановись прямо сейчас. Я не приму то, что ты хочешь мне сказать в таком состоянии, — жестко ответил он.

— Но тебе придется. Ты сказал, что ни на чем не будешь настаивать и ни к чему принуждать.

— Да, сказал. Сказал, что не буду торопить и давить, Джимми. Говорил, что буду ждать, сколько скажешь. Но не сказал, что хоть когда-то отступлю.

— Но ты должен, — прошептала Джимми с тихим отчаяньем, явно теряя силы.

— Нет. Это абсолютно исключено, девочка моя. Абсолютно. Ты нужна мне. Больше чего бы то ни было в этой гребаной жизни. И я уже видел, что так же необходим тебе. И поэтому — нет. Я ни на шаг не отступлю и не позволю тебе это сделать….

— Ты писал рапорта в научный отдел?! — выкрикнула Джимми, наконец, уставившись ему в глаза. — Рапорты обо мне и о том, реагирую я на других мужиков или нет?

От боли в ее глазах ему показалось, что в его солнечное сплетение со всей дури врезался долбаный таран для разрушения хреновых зданий. Как же он сейчас хотел соврать, сказать, что все это ложь, и ничего такого не было. Но обмануть Джимми было выше его сил. Она бы увидела это, почувствовала, и тогда бы точно больше никогда он не заслужил бы и крохи доверия.

— Джимми, ты должна понимать, почему…

— Просто. Ответь. Да или нет.

— Да.

Девушка пошатнулась и всхлипнула так, словно он наотмашь ударил ее. Сейм дернулся вперед, но она отскочила от него, словно от ядовитой твари, и вся будто ощерилась, тяжело дыша. Впервые он видел ее такой. С минуту Джимми так и стояла, словно ждала от него атаки, как от врага. И монстр яростно потребовал напасть, схватить, утащить с собой туда, где он сможет заставить выслушать и убедить в своей правоте. Если не захочет по доброй воле — то принудить, заставить принять его обратно. Сделать своей, а потом уже разбираться и с последствиями, и с каждым, кто рискнет попытаться забрать. Затем Джимми выпрямилась и обожгла его взглядом холоднее и безразличней всех, что бросала на него с самого начала.