Мария Сакрытина - Слушаю и повинуюсь

– Ложись, у тебя глаза слипаются, – вздохнул Амин, кивая на кровать. И, когда мальчик послушно лег, свернувшись клубочком, сел рядом. – А теперь запомни – на колени становиться не надо. Мне это не нравится. Падать ниц тоже не надо, мне это еще больше не нравится. И я буду доволен, только если ты будешь сытый, отдохнувший и желательно перестанешь дрожать – никто здесь тебя не тронет. Клянусь Аллат.

Насим, хмурясь, смотрел на него.

– Хозяин? Вы хотите меня продать, поэтому я должен хорошо выглядеть?

Амин мысленно загнул такое изощренное ругательство, которое сделало бы честь и его брату, а уж тот выражаться умел… Умеет.

– Посмотрим, – уклончиво отозвался юноша. – Пока постарайся уснуть.

– Да, хозяин.

Мальчик заснул удивительно быстро – то ли и впрямь ночью не спал, то ли покачивание корабля убаюкало.

Амин и сам задремал. Мерно качался пол, слышно было, как шелестят волны, поскрипывают внизу, в трюме, доски…

– Сайед!

Юноша вздрогнул, поднимая голову и встречаясь взглядом с капитаном. Тот не знал куда глаза деть – и как бы при этом рассмотреть, как странные чужаки устроились. Взгляд пробежался по остаткам сладостей, спящему на кровати рабу…

– Что-то случилось? – натянув маску равнодушия, спокойно поинтересовался Амин, пряча зевок.

– Сайед, – вежливый тон капитана не вязался совершенно, – не могли бы… вы… – и давался ему явно с трудом.

Амин вскинул брови.

– Ваш друг, сайед, – судя по взгляду, ясно было, что «друг» достал всю команду окончательно.

– Ну что там с ним опять? – простонал Амин, вставая и идя вслед за капитаном на палубу.

У кормы собралась почти вся команда. И дружно терла пол в ритме группового танца. В центре на тряпке топтался Валид с отсутствующим видом дирижируя рабабом. А капитан рядом с опешившим Амином пытался знаками объяснить, что, когда команда занимается Иблис знает чем, плыть дальше невозможно, и если этот маленький… шайтан не прекратит…

Амин, стиснув зубы, протолкался мимо матросов, схватил пискнувшего мальчишку за шкирку и поволок в каюту – по мокрому полу это было очень удобно. Стоило двери закрыться, на палубе загремел зычный капитанский голос, раздающий приказы.

– Я сказал тебе мыть пол, – прошипел Амин, – а не…

– Я мыл, – буркнул мальчик. И добавил, ехидно ухмыляясь: – Ты же не сказал, как.

Амин отпустил его, отошел на шаг. Со вздохом покачал головой.

– Ты совершенно не умеешь проигрывать.

– Это потому, – уселся рядом на пол Валид, – что я всегда выигрываю. В отличие от вас, ничтожных смертных…

– О Аллат, да замолчишь ты или нет?!

Валид фыркнул и, запихнув в рот сушеную фигу со столика, принялся старательно ее жевать. Потом не выдержал и поинтересовался, глянув на кровать:

– Из всего, что можно сделать с новым рабом… ты уложил его спать? Амин, ты забавный. Тебе что, совсем не хочется?

Юноша глянул на него исподлобья.

– Чего?

Валид снова фыркнул и потянулся за персиком.

– Я знаю людей, которые придумали бы тысячу и одно занятие для такого вот бедненького, несчастного…

– Очень надеюсь, что я к таким не отношусь, – пробормотал Амин.

Валид почесал затылок, с наслаждением вгрызаясь в персик.

– Он же полностью в твоей власти… Неужели не нравится ощущение? И ты бы правда его освободил? Вот прямо сейчас, если бы была возможность?

Амин, не задумываясь, кивнул.

– Конечно. Больше того, в следующем же порту я постараюсь узнать, как можно…

– О таком хозяине можно только мечтать, – со вздохом перебил его мальчик. – Почему такие, как ты, всегда мало живут?

Амин удивленно глянул на него.

– Потому что этот мир слишком груб для вас, – сам себе ответил мальчишка. – Аллат помыкает Ваддом всегда, когда есть повод, а тот отрывается на рабах-звездах… Я уже молчу про остальных богов. Одной Манат довольно сидеть в своей пещере и слепо пялиться на ваши нити… Видишь, даже богам можно, а вы, люди, всегда и во всем нас превосходите… И ты, – мальчик покосился на спящего раба, – по-прежнему хочешь его освободить? Ты словно из другого мира, мира-сказки, про которые любит рассказывать Вадд, когда напьется…

– Валид? – осторожно перебил Амин. – Ты сейчас о чем?

Мальчишка глянул на него, скривил губы в усмешке и махнул рукой.

– Да так… о своем, о мой благодетельный шехзаде.

– Валид!

Мальчишка хихикнул и, захватив чашу с персиками, устроился на доске у окошка, как на насесте.

В дреме Амину все казалось, что он видит там птицу. Только не с ало-золотыми крыльями феникса, а, почему-то, лазурными.

Следующим вечером корабль причалил в маленьком порту Малийки – с борта на лодочках увозили фиги и кишмиш. Взамен, уже ближе к ночи, привезли бочонки молодого вина из далекой Анестазии, которые должны были пропутешествовать в Мусаифу.

За всем этим какое-то время уныло наблюдал сидящий на поручне Валид. Потом, устав швырять косточки в снующих у корабля рыбаков, прыгнул в отплывающую с фигами лодочку, но и там ему не понравилось. Моряки не обращали на него внимания и отводили глаза, а фиги уже и так надоели до оскомины. Немного покрутившись у причала, мальчишка со вздохом посмотрел на возвышающийся над портом купол местного шахерата, и, пожав плечами, направился туда.

… – Сайед, приказом уважаемого Дару-али, да будет Вадд к нему благосклонен и сама Аллат одарит почестями в райском саду… ясно говорится, что давать свободу рабу с алой меткой запрещается, ибо именно раб с алой меткой, чье имя растоптано, а тело давно стало пылью, осквернил когда-то храм госпожи нашей Аллат…

Амин слушал эту историю уже третий раз – почтенным служителям торопиться было некуда и, заполучив собеседника, они тут же отправили рабов за вином, кофе и сладостями. Ибо, как говорил Вадд, странствуя по земле, хорошая история согревает, как вино, горчит, как кофе, и тает, как лукум. И пусть уважаемый сайед не обижается на невозможность исполнения его просьбы, ибо, как заповедовала справедливая Манат…

В окно залетела косточка, звонко шлепнувшись прямо в кофе рассказчика. Тот осекся, медленно отставил чашку… И спустя мгновение вся компания почтенных служителей в покачивающихся на головах тюрбанах принялась картинно вопить и топать ногами, призывая кары на нерадивых рабов, посмевших пропустить в сад шахерата нечестивца, смеющегося над старостью.

Амин осторожно, по стеночке, выбрался во двор и, поманив ждущего его Насима, чуть не бегом бросился в порт.

Он ничего не имел против старости и, уж конечно, ее уважал, но после таких вот посиделок начинал понимать брата, который каждый раз обещал отрезать язык разговорчивому старцу, особенно если тот был из царских советников.

На пристани Амин перевел дух, отпустил руку Насима – тот моментально отступил на положенный шаг и потупил взгляд.