Елена Литвиненко - Волчица советника

— Дамы, — хлопнула она в ладоши, прерывая чтение пьесы. — Мы непозволительно засиделись. Завтра у нас много дел по подготовке парада в честь графа Йарры.

…о, это будет чудесный, чудесный праздник. Увидеть его лицо вблизи! Посочувствовать потере — после наперстка буристы не выживают, противоядие только продлевает агонию! — и предложить найти себе нового смеска. А что такого? Всего лишь полукровка, бастард древнего, но захудалого рода.

Готовясь ко сну, Анна снимала кольца, браслеты, серьги, неторопливо складывала их в поднесенную фрейлиной шкатулку. Повернулась спиной, молчаливо велев расстегнуть платье, вдохнула полной грудью, избавившись от корсета. Умылась, позволила надеть на себя халат и небрежным взмахом отпустила свиту. Останутся только дежурные фрейлины, но — за дверью. Как они будут спать, и будут ли вообще, княгиню не интересовало.

Крыски.

Прическу она всегда разбирала сама. Черепаховые шпильки, гребни тихо постукивали о полированную поверхность туалетного столика, острое алмазное напыление сияло, отражая свет одинокой свечи. В юности Анна любила гадать — хоть и знала, что нельзя, что гадания от Темных, что если долго глядеть в зеркальный коридор, то можно увидеть не только суженого, но и собственную смерть.

— Нельзя! Грех! — кричала нянька, вцепившись в косу. Сыпались шпильки, стучали по полу гребни…

А юная баронесса, дождавшись, пока старая Роуз уснет, ставила два зеркала друг против друга, зажигала свечу и, до рези в глазах вглядываясь в анфиладу теней и граней, шептала:

— Господин мой суженый, приди ко мне, забери меня…

Забери из груды камней, что нельзя назвать замком, из сырой спальни, которую не прогревает разожженный летом камин, из захолустья, где нет никого, кроме крестьян, отрядов зачистки и нечисти.

Пришел. Забрал. Увез в сказку. Ференц Луар, наследный княжич, заблудившийся на охоте. Как в старой балладе: он, потерявший тропу, раненый зверем, и она, сбежавшая от няньки собирать цветы на полях.

Анна искренне любила мужа — до первой его измены. После нее она полюбила власть. И своих детей. В двадцать восемь она застыла — слишком стара для Луара, но все еще привлекательна. Иногда он навещал ее, но, слава Светлым, не сегодня.

Или?..

Портьеры шевельнулись, и Анна резко повернулась на шорох.

— Кто здесь? Ора? Роэлин?

Темнота покоев пахла шипром и океаном, а тяжелая ладонь, опустившаяся на плечо, пригвоздила к креслу.

— Не шумите, Ваша Светлость.

— Вы!..

— Я, — кивнул Йарра.

— Вы как сюда попали?! Вы что себе позволяете, граф?! — Анна попыталась вскочить, но Йарра с силой толкнул ее в кресло.

— Сидеть! — рыкнул он. — Вы заигрались, Анна. Мне не выгодна война с Луаром, мне не нравится убивать женщин, но, если вы не успокоитесь, я это сделаю. Вам все ясно?

— Я не понимаю, о чем вы!

— Не ори! — Ладонь графа зажала ей рот. — Все ты понимаешь. Сначала Стен и Пратча, теперь яд в кубке Рэйлиры, смерть Мэй-Лин, которую Фьюйз якобы видел на приеме Протектора… Я бы поверил в женскую ревность и месть, вы же совершенно невозможные существа! — если бы не одно «но». Вы когда-нибудь видели повешенного вблизи, Анна? — вкрадчиво спросил Йарра, и его руки легли на ее горло. Сжали. — У него вываливаются глаза и язык, отекает и чернеет лицо. Мэй-Лин никогда бы этого не сделала с собой. Она бы, скорее, уснула, нанюхавшись цветов мертвянника. Я осмотрел ее тело, и знаете, что нашел? Чужую кожу под ее ногтями и шишку на голове. Мэй-Лин оглушили, а потом убили. На что вы подцепили Фьюйза, Ваша Светлость? Впрочем, не важно, — скрипнул зубами Йарра. — Он мне сам расскажет.

Анна сидела, вжавшись в спинку кресла и, часто дыша, смотрела на сюр, отражаемый зеркалом: она сама — бледная, растрепанная, со смоляным локоном через лоб, и дальше, на щеку — и чужие руки под ее подбородком. Огромные ладони, которым ничего не стоит сломать ей шею.

— Не смотри в зеркала, не смотри! Грех!

— Вы боитесь меня? — тихо спросил Йарра. — Правильно. Бойтесь. Потому что если вы не отступите, я вернусь. И не только за вами.

Давление на горло исчезло. Колыхнулись портьеры, хлопнула створка окна — сорок локтей гладкого гранита над землей.

Анна закрыла лицо руками и разрыдалась.

Меотский хрусталь перемигивался со свечой, шептал и подсказывал… Как в юности.

— Господин мой суженый… — горько усмехнулась женщина.

Годы стерли любовь к мужу, оставив только страх перед вспышками ярости, толику презрения за излишества и ненависть за Марианну, на которой Луар поставил крест, едва узнав о бесплодии дочери. Но уничтожить Йарру может только ее муж.

— Вы обещали мне голову Раду Виоре, — сказала она князю.

Луар, недовольный тем, что его побеспокоили в столь поздний час, пронизывающе взглянул на жену.

— Неймется, Анна?

— Вы обещали, — тихо, но твердо повторила она. — В Лизарии мир, степняки отошли за Нэю, на Островах порядок. Йарра вам больше не нужен, мой господин. Более того, он становится опасен для вас — слишком любят его чернь и армия. Лучше убрать графа до того, как он вернется в княжество. Достать Виоре в замке на порядок сложнее.

— Пробовали?

— Пробовала, — не стала отрицать Анна.

— Граф Йарра пал смертью храбрых при попытке освобождения Косты мятежниками. Мы скорбим, — задумчиво протянул князь. Усмехнулся, увидев, как вспыхнули глаза жены. — Я бы еще приберег его, но будь по-вашему.

Йарра пришел под утро. Сначала я услышала тихую перебранку за дверью — Сэли увещевал кого-то, уговаривая отдохнуть и отоспаться, потом рык Йарры — Сиятельство сообщил, что, если степняк не даст пройти, он спустит его с лестницы, потом грохот, от которого проснулся спящий у меня в ногах Рени, и наконец в спальню ввалился граф. Мокрый, грязный, как если бы долго бродил под стучащим по окнам дождем, в разорванном дублете и со стремительно опухающей челюстью. В руках он сжимал какую-то сумку.

— Какая… пас-то-раль, — тщательно выговаривая слова, оскалился Йарра при виде меня и Рени. — Исчезни, — приказал он целителю. — Как себя чувствуешь?

Во рту сушит, голоса нет, несмотря на мятное обезболивающее ноет желудок, а сердце нет-нет да и сбивается с ритма. Для человека, меньше суток назад принявшего слоновью дозу яда, я чувствую себя великолепно.

— Нормально, спасибо, — шевельнула я губами.

Граф кивнул и, дважды споткнувшись на ровном месте, свалился в кресло, едва не опрокинув его.

— Вам плохо? — Светлые, неужели снова ранен?!

— Да, Лир-ра, мне плохо, — скрипнул половицами Йарра, разворачиваясь ко мне.

— Так может, лекаря?

— Лекар-ря? Можно и лекар-ря… Сюда иди, — скомандовал граф.

Завернувшись в одеяло, я сползла с кровати и пошла к Его Сиятельству, старательно огибая оставленные его сапогами мокрые следы. Чем ближе я подходила к графу, тем отчетливее становился кислый запах портовой сивухи.