Елена Литвиненко - Волчица советника

— Помню-помню, — отмахнулась я. — Десять минут.

Если я скроюсь из глаз на большее время, он вызовет Йарру и настучит о моем побеге. Но спрятаться в роще было негде, облетевшая, она насквозь просматривалась со стен, и капитан успокоился.

— «Не отходите далеко…» — бурчала я, перебираясь через ручей. — «Я всего лишь выполняю приказ…» А если Йарра ему прикажет с моста головой вниз прыгнуть — он тоже приказ выполнит?

Почему-то казалось, что да.

Я взобралась на холм и остановилась под старым ясенем. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась долина. Яркая и пестрая летом, сейчас она навевала лишь уныние и грусть — серая земля, серые кляксы снега на полях, серый дым из печных труб и серое небо, похожее на клочья грязной ваты. Ветер трепал полы плаща, рвал с головы капюшон, шаг за шагом толкал к обрыву.

В прошлом году я была здесь с Аланом, и он крепко держал меня, смеялся, что я похожа на пушинку одуванчика: отпусти — взлечу! В тот день в меня будто демон вселился — я напропалую флиртовала со своим другом, дразнила его; понимала, что это жестоко, что он любит меня, но остановиться не могла — так мальчишки со злым любопытством отрывают крылья стрекозам. Здесь, на краю обрыва, когда красно-желтые листья ясеня скрыли нас от караульных на стенах, Алан решился меня обнять. Я позволила ему привлечь меня к груди, коснуться губами волос, а потом оттолкнула и бросилась прочь.

— Догоняй!..

Это произошло ровно за неделю до Эйльры. Где же ты сейчас, Алан?..

Тяжелые ладони легли мне на плечи, и я подумала, что схожу с ума. Зажмурилась, боясь поверить в чудо, и позволила развернуть себя. В нос ударил запах соли, йода… И шипра.

— Вы?..

В глазах защипало, в коленях, в животе разлилась противная слабость. Боги, я так надеялась, что граф уже не приедет! Что я ему надоела, что он нашел при дворе новую игрушку! Я даже свечи ставила, чтобы он мужскую силу потерял!

— Ты ожидала увидеть кого-то другого?

— Нет, — прошептала я и отвернулась.

Йарра сжал мой подбородок, заставляя поднять голову, и его рот прижался к моим предательски дрожащим губам.

Позже я сидела в горячей ванне и тоскливо смотрела на часы, минутная стрелка которых описывала круг за кругом со скоростью, достойной призового скакуна. В восемь мне нужно быть в кабинете графа.

— Хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня, — сказал он, когда поцелуй закончился.

«Поужинала», как же. Это теперь так называется.

Впустив в напаренную ванную волну прохладного воздуха из спальни, вошла пантера. Мяукнула, требуя обратить на нее внимание, оперлась лапами на бортик и подставила лобастую голову, напрашиваясь на ласку. Хорошо, что ножки ванны вмонтированы в пол, иначе опрокинула бы — вес пантеры зашкаливал за тридцать стоунов.

— Радость моя усатая, морда ты клыкастая…

Кошка фыркнула и плеснула водой, требуя, чтобы я вылезала, — на часах было половина восьмого.

— Знаю, — вздохнула я. — Это тебя Тим прислал?

Я была благодарна брату за то, что он дал мне возможность побыть одной. Его сочувствующего, понимающего взгляда я бы точно не выдержала, устроив истерику.

Я вылезла из ванны, растерла тело грубым полотенцем — терпеть не могу мягкие. Привычно прошлась пробкой от духов за ушами, по груди и запястью — и вдруг сообразила, ЧТО я делаю. Бросилась обратно к воде, пытаясь смыть запах, но, втертый в распаренную кожу, он лишь усилился. Вот брыг, а… Теперь граф решит, что я специально для него готовилась.

Да пошел он!

— Гад, сволочь, ублюдок, скотина, недоумок, тупица, урод! Гад! — Я поняла, что повторяюсь, и замолчала. Запустила пальцы в волосы, прижалась лбом к запотевшей поверхности зеркала. Сколько займет «ужин»? Час? Два?..

Я надела рубашку, бриджи, мягкие тапки из тонкой кожи. Постояла у разожженного камина, давая волосам немного подсохнуть. Почувствовав мою нервозность, заурчала, заговорила Уголек, улеглась у двери, всем видом показывая, что мне лучше остаться внутри.

— Защитница моя… — Я крепко обняла кошачью шею и решительно встала. — Пусти. Если он придет сам — будет хуже.

По дороге к кабинету я не встретила в переходах ни одного человека. Интересно, это граф или Тим постарался?.. Подошла к высокой двери из темного дерева, подняла руку для стука… И поняла, что не могу. Просто не могу.

И уйти не могу.

Сползла по стене и уселась на пол, обняв колени.

Часы пробили восемь, половину девятого, девять, десять часов. Дверь распахнулась, и на пороге появился граф — злой, на скулах желваки, губы сжаты. Увидел меня и застыл.

— Ты почему здесь сидишь?.. Тьма тебя раздери, Лира! — зарычал он, не дождавшись ответа, и, рывком подняв меня на ноги, втолкнул в кабинет. Запер дверь.

— Брыгово семя, Лира!.. — хрипло выругался он, швырнув ключ на письменный стол. — Я хочу быть с тобой терпеливым, я пытаюсь быть терпеливым, но ты же!..

Не договорив, Йарра стиснул меня в объятиях и накрыл губы грубым поцелуем. Хорошо помню терпкий вкус табачного вина — ни разу не попробовав, я уже успела его возненавидеть, жадные руки, лихорадочно расстегивающие верхние пуговицы блузки, а потом, рывком, содравшие ее с меня через голову. Помню стук разлетевшихся жемчужин, украшавших манжеты, и неловко заломленные плечи — граф не потрудился снять блузу целиком. Помню его тяжелое дыхание, ладони на ягодицах, свой всхлип — когда Йарра поставил клеймо на моей шее, опрокинувшийся потолок, волчью шкуру, треск поленьев в камине, раздвинутые коленом бедра и короткий дискомфорт. Помню, как он замер, позволяя мне привыкнуть, его перекошенное от страсти лицо и бляху ремня, холодившую бок, — граф даже не разделся, лишь расстегнул брюки — и громкий, животный стон в конце. Помню все — как он скатился с меня, как вытянулся рядом, поправляя одежду, как глухо засмеялся чему-то. Помню так, словно это было вчера. Сегодня. Час назад. Стоит закрыть глаза, и я все еще слышу его тихое:

— Жива?

И чувствую поцелуй в плечо.

Я отодвинулась, а граф поморщился — его всегда злила моя подчеркнутая неприязнь. Он вскочил, налил себе вина, глядя, как я воюю с рукавами перекрутившейся и связавшей мне запястья рубашки.

— Помочь?

Ответом я его не удостоила, отвернулась к огню в камине. Жар высушил выступившие слезы, приподнял пушистые волоски на висках. Йарра оттащил меня от пламени.

— С ума сошла? Хочешь ожечься?

Помог мне выпростать руки из рукавов, растер следы от впившегося в кожу шелка и жемчужин.

— Ты голодна? — тихо спросил он. — Пить хочешь? Твою мать, Лира! — встряхнул он меня. — Ты так и будешь молчать?!

Я упрямо закусила губу и отвернулась.

— Ну, молчи.

Йарра сел, прислонившись к стене, притянул меня к себе, устроив на коленях. Меня трясло — не от холода, от нервов, я все пыталась прикрыть грудь, стиснуть ноги, и впервые жалела, что, подобно благороднорожденным леди, вывела с тела лишние волоски.