Татьяна Богатырева - Загробная жизнь дона Антонио

Вспомнив ночную грозу, свои сны и ощущение, что ему ответили, Тоньо опустил глаза.

— Я желал его смерти, отец. Молился, чтобы Господь остановил его.

Герцог Альба кивнул.

— Я знаю, сынок, и я тоже молился о том, чтобы королевский бастард скорее воссоединился со своим родным отцом. Но Фердинандо виноват сам. Нельзя так часто гневить Господа.

— Что теперь, отец?

— Теперь ты простишься с братом и вернешься на корабль. Его преосвященство никому не позволит усомниться в том, что смерть Фердинандо была чистой случайностью. В конце концов, только имбесиль пережидает грозу под высоким дубом, а Господь не любит имбесиль. Однако в ближайшие года два тебе не стоит попадаться на глаза герцогине. Ей тяжело будет пережить крах мечты стать королевой. Впрочем, и друзьям бастарда тоже. Зато у ее величества есть для «Санта-Маргариты» особенное задание, и капитан Родригес завтра же его получит. Ты слышал о пирате Моргане?

Воспоминание мелькнуло и пропало вместе с глупым страхом. Даже если за ним пришла Святая Инквизиция, ничего страшного не случится. Он расскажет отцу Кристобалю все, как есть — и про грозу, и про пирата Моргана. Зря он, на самом-то деле, не пошел к нему сразу, а трусливо прятался в Севилье. Словно в Севилье у его преосвященства нет слуг.

Тоньо почти уже обернулся к двери, чтобы встретить подарок Господа лицом к лица, как странно знакомый голос позвал:

— Ваша светлость, Тоньо! Это я, Берто! Ваш отец…

От неожиданности Тоньо выпрямился, треснулся затылком о притолоку и длинно выругался, поминая святую каракатицу, якоря и чей-то жирный зад. Выбравшись из потайного хода, он быстро поцеловал рухнувшую от облегчения в кресло Анхелес, забрал из ее рук свою сорочку и раскрыл дверь. За порогом переминался с ноги на ногу и что-то быстро бормотал верный Берто.

— …его сиятельство требует вас немедленно в Малагу! — вычленил Тоньо главное из сумбурной речи Берто.

Заметив в его руках трубочку письма, выхватил, сорвал печать и махнул идальго, чтоб не отвлекал. Тут же рядом с ним явилась свеча — в руках доньи Анхелес, вот умница — и осветила четкие летящие строки.

Герцог Альба приветствовал своего достойного отпрыска и сообщал, что у того имеется последний шанс избежать королевского гнева, буде отпрыск явится в Малагу за две недели до начала праздника святой Исабель и встретит ее величество как подобает наследнику рода Альба, а не продолжит прятаться в Севилье под дамскими юбками, словно трусливый плебейо. Так же отпрыску долженствует проследить за подготовкой Алькасабы де Малага к приему ее величества, разместить гостей, список коих находится у дона Бертрано, и развлекать оных гостей до прибытия королевы и герцога Альба. Разумеется, отпрыск также может пригласить своих благородных друзей погостить в Алькасабе на время празднования. Герцог также надеется, что его отпрыск достаточно повзрослел, чтобы осознавать свой долг перед семьей и вести себя достойно своего положения. Герцог считает, что трех месяцев каникул любимому сыну вполне хватило, чтобы оправиться от морских приключений и приступить к тому, для чего он был рожден.

Также герцог с радостью сообщал, что Пресвятая Дева в милости своей явила чудо и помогла ее сиятельству Марии Соледад благополучно разрешиться от бремени. Родился крепкий здоровый мальчик, настоящий Альба.

Ее величество Изабелла оказала новорожденному честь и стала его крестной матерью, наделив юного дона благочестивым именем Себастьяно. Ныне герцогиня Альба и дон Ренато Себастьяно Альварес де Толедо-и-Бомонт пребывают в добром здравии и просят своего сына и брата вознести благодарственную молитву Пресвятой Деве.

Под конец герцог заверял сына в своей вечной родительской любви.

Дочитав письмо, Тоньо недоуменно поглядел на Берто.

— Матушка родила?! Ей же сорок три года!

Толстяк опустил глаза и пробормотал что-то про чудо Господне, неисповедимые его пути и опасность для рода Альварес де Толедо всего лишь одного наследника, к тому же герцог так волновался, когда вы, мой господин, были в плаванье…

— То есть отец сделал бастарда и вынудил матушку признать его своим сыном, — хмыкнул Тоньо. — Кажется, я впервые начинаю ей сочувствовать.

Берто только тяжело вздохнул. Мол, не его ума это дело. А вот ехать в Малагу придется.

Высказав Пресвятой Деве все, что думает о придворной жизни, королевской милости и отцовской предусмотрительности, Тоньо, наконец, вспомнил о дивном ангеле. Она, о чудо, стояла рядом тихо — тихо, целомудренно прикрываясь простыней, и смотрела на него с такой надеждой, с таким доверием…

Вздохнув еще тяжелее, нежели друг Берто, Тоньо поцеловал ее в премило округлое плечико и спросил:

— Не согласится ли ваш благородный супруг оказать мне честь и стать моим гостем в Малаге? Я буду счастлив видеть вас обоих, и смею надеяться, фейерверки и прочие увеселения будут осияны вашей улыбкой, моя возлюбленная Анхелес.

Дивный ангел кивала, светилась счастьем и смотрела на Тоньо, как на архангела Гавриила Благовестного.

Разумеется, дон Ортега будет счастлив предложению дружбы от самого графа де ла Вега. Разумеется, донья де Ортега будет столь прекрасна и блистательна, что графу ни на миг не придется вспомнить о разнице их происхождения…

— Да, мой ангел, — прервал ее Тоньо. — Увы, я вынужден отправляться в Малагу немедленно, но я буду с нетерпением ждать твоего прибытия. Письмо для дона Ортеги я напишу сейчас же. И посети моего портного, тебе понадобятся новые туалеты.

Поцеловав ее в последний раз, Тоньо написал дону Ортеге крайне любезное письмо и покинул его гостеприимный кров. Его ждали Алькасаба де Малага, праздник святой Исабель и очередные дьявольские козни — уж в этом можно было не сомневаться.

Впервые за всю свою капитанскую карьеру Марина не то что не понимала, а даже не задумывалась, за каким дьяволом ее понесло из Санта — Крус на Тортугу. Помнится, Нед что-то такое говорил о лучших ценах на перец и ваниль, или на турецкий шелк — все это до сих пор ждало своего часа в трюмах «Розы Кардиффа». А может быть Нед, как обычно, понимал своего капитана куда лучше, чем сам капитан. По крайней мере, сейчас Марина не понимала себя совершенно, а потому была устала и зла на весь мир. Настолько зла, что решила вначале хорошенько отдохнуть и повеселиться, а потом уже наносить визит вежливости губернатору.

На берег высадились уже под вечер и сразу, всей командой, отправились праздновать «землю». Как водится, в лучшую таверну обоих океанов.

Она располагалась в относительно новой и чистой части города, на склоне холма, и выглядела на удивление презентабельно: окна со стеклами, чистая мостовая перед дверью, плети дикого винограда по стенам, крутая черепичная крыша. И вывеска, по слухам, перекованная самим хозяином таверны из трофейной английской мортиры. Вывеска та изображала болтающуюся на крюке связку сосисок и кота, причем кот вцепился в нижнюю сосиску и жрал ее прямо на весу. Была в этой вывеске и еще одна немаловажная, хоть и не особо заметная непосвященному деталь: хвост кота был непомерно длинен и странно полосат, причем создавалось впечатление, будто этот хвост рос в несколько приемов, посредством приклепывания к нему маленьких пластиночек, и непонятным образом истирался, словно его то и дело касались жадные до удачи пиратские пальцы.