Татьяна Богатырева - Загробная жизнь дона Антонио

Северянин шел, — ясно дело, всячески показывая свою невероятную мощь и отвагу, — пираты глазели, капитан Морган задумчиво резал сосиску. Ножиком. И вилочкой придерживал. Истинному сэру не подобает забывать о манерах никогда и несмотря ни на что. Тем более и смотреть было особенно не на что.

Сэр Генри Морган изволил оторваться от тарелки, лишь когда разочаровавшийся в тактике орущего мартовского кота северянин отпихнул от стола труп недоразумения, отодвинул стул и сел напротив. Что ж, не слишком вежливо подсаживаться без приглашения, но много лучше, чем кидаться в тупую драку. Плюс одно очко.

— Капитан?.. — поднял бровь сэр Генри Морган, намекая, что неплохо бы представиться.

— Капитан «Ульфдалира», — пророкотал северянин на почти приличном французском, глядя на него в упор, и вежливо добавил: — Люди зовут меня Торвальдом, а мать говорила, что отцом моим был Харальд из рода Хардероде.

Взгляд был хорош. Породистый такой взгляд, прямой и холодный, не то что у Чирья. Достойный предка, первого норвежского короля, Харальда Косматого. И корабль, который стоял на приколе в гавани — тоже неплох.

Двухмачтовая шхуна с испанских верфей, не самая быстрая на свете, но вполне юркая и послушная. Помнится, на носу шхуны красовался резной волк, явно недавно заменивший традиционную испанскую деву. «Здесь ходят волки» — хорошее имя для корабля.

— Капитан «Розы Кардиффа», сэр Генри Морган, — ответил на том же французском и сопроводил ответ светской улыбкой, прямо как на приеме где-нибудь в Лондоне. — Рад знакомству, герр Торвальд Харальдсон.

В прозрачных глазах северянина промелькнуло уважение пополам с досадой. Видимо, что сам не пришиб недоразумение, и теперь приходится сталкиваться лбом с самым бешеным капитаном на обоих океанах. Не то что его нежелание было заметно или хоть как-то похоже на трусость, напротив, каменная рожа стала еще более каменной, об такую топор точить можно. Но грош цена была бы сэру Генри Моргану, если б он не видел, что там за каменной мордой творится.

— Семь морей знают о капитане Моргане и благоволят к нему, — сказал северянин и покосился одним глазом под стол, на тело. — Этот сын свиньи заслужил, чтобы ему укоротили язык. — И, перебивая недоуменный ропот своей команды, поднял руку. — Но жизнь за хмельную глупость — это слишком дорогая цена. Что скажут мне мои воины, если я позволю убивать их просто так? На моей родине виру за жизнь берут кровью, но мои родные фиорды далеко, а капитан Морган всего лишь ответил на оскорбление. Поэтому я согласен взять виру золотом.

Всю эту речь, на удивление разумную для такой топором тесаной физиономии, сэр Генри Морган слушал со светски — скучающим видом, и размышлял, как бы подоходчивее объяснить волчьему капитану, что никакого золота он не получит, а если устроит драку, то вряд ли выйдет из нее живым. Небольшой тупик. На что сэр Генри Морган и указал капитану волков:

— Золотом? — он кинул презрительный взгляд под стол. — У нас в Уэльсе за свиней золотом не платят, Торвальд Харальдсон. Тем паче за бешеных.

Матросы позади довольно засопели. Не заворчали, нет, еще не хватало вслух одобрять или не одобрять своего капитана. Зато матросы «Ульфдалира» придвинулись на полшага, повинуясь напрягшемуся загривку Торвальда Харальдсона.

Северянин нахмурился.

— Стало быть, в Уэльсе нет законов, капитан Морган? Любой прохожий может заколоть твою свинью и выпить твой эль?

— Хотел бы я посмотреть на того прохожего, — сэр Генри Морган ухмыльнулся, глядя волчьему капитану в глаза, чуть подался вперед…

Марина откуда-то издали наблюдала, как натягивается тетива волчьего терпения, готовая вот — вот лопнуть, и как мерзавец Морган наслаждается моментом мертвой тишины, всегда предшествующей драке. А потом, в тот самый миг, когда тетива лопается, и рука северянина тянется к топору у пояса, Морган вольно откидывается назад и орет на весь зал:

— Эй, эля на всех, пьем за упокой свиной туши!

Северянин растерян, но не обезоружен. И облегчения не показывает, так только, руку от топора убрал и хмурится поменьше. Но Морган-то видит: волк слишком умен, чтобы лезть в драку, когда ее можно избежать, но и отступить не может. Свои же порвут.

Девица в красных чулочках уже спешит с подносом, бухает его на стол так, что кружки подпрыгивают, а грудь из корсажа почти вываливается пышной закуской. Трясет юбкой, завлекательно улыбается, мол, отвлекитесь, господа пираты, не заливайте полы кровью, мне мыть неохота!

Сэр Генри Морган берет две кружки, одну протягивает волчьему капитану — с радостной и светлой улыбкой.

Друга нашел, не меньше!

Марине хочется подтолкнуть северянина: ради всех богов, скажи что-нибудь веселое, реши дело миром, видишь же — Моргану хочется веселья, а что может быть веселее хорошей драки?

И северные боги слышат ее молитву. Волчий капитан берет кружку, так же радостно улыбается и спрашивает:

— Правду ли говорят, капитан Морган, что ты сам бешеный?

— Врут, — отвечает Генри Морган. И скалит зубы. Моргану весело. — Все врут, Торвальд Харальдсон.

Торвальд Харальдсон смеется, отпивает сразу половину из кружки и бухает ее на стол.

— Раз врут, значит ты самый благоразумный капитан на обоих океанах, сэр Морган. А что может быть благоразумнее, чем не гневить богов? Жбан пива — достаточная плата за пьяную свинью, но бедняга Свен не закончил одно дельце. Обещался Эгиру* и не успел. По нашему обычаю кто ему помешал, тот и должен закончить. Уверен, для самого удачливого капитана семи морей — сущая безделица.

Закинув удочку, волчий капитан возвращается к элю. Обе команды прислушиваются, даже музыканты не берутся за гитары, им тоже любопытно.

Моргану тоже любопытно, и он небрежно ловит приманку.

— Никак, ты сомневаешься в моей удаче, Торвальд Харальдсон? — спрашивает лениво.

Команда за его спиной гогочет отличной шутке.

Глаза северянина загораются так, словно Морган задел его за живое.

— Хочу узнать, велик ли ее запас.

Морган смотрит на него оценивающе: волк ему нравится. Бешеный, но не чересчур.

— Вот как. Удача дама с принципами, так просто не отдается. Что ставишь на кон?

Волк прищуривается:

— Если твоя удача так велика, как говорят — получишь наши мечи!

Несколько мгновений сэр Генри Морган смотрел на него ошарашенно, не веря, что его только что вот так невзначай надули. И кто! Дикий северный варвар! Служить, значит, пойдут, ага. К Моргану в команду мечтает записаться половина моряков отсюда и до Глазго, а эти, значит, все кучей пойдут. И ведь не откажешься, сам предложил сделать ставку.

— Ну ты пройдоха, — восхищенно выдохнул сэр Генри Морган, хлопнул по столу ладонью и велел крутящейся радом девице подать еще эля и мяса. На всех. Только когда перед ним и перед Торвальдом был поставлены полные тарелки, а обе команды чинно расселись за разными концами стола (кто не поместился, любопытствовали молча), продолжил: