Нора Робертс - Родовое проклятие

— Ну, прочитай мои мысли, ты же это умеешь! Войди вот сюда, — Мира постучала себя по черепу. — Прочти мои мысли — и узнаешь правду.

— Я тебе верю. Я чувствую, когда мне говорят правду.

— Но ты меня простишь?

Интересно, подумал Коннор, так ли трудно ей об этом просить, как ему — исполнить просьбу? Наверное, да. И все равно, прежде чем принимать решения, надо все прояснить.

— Я дал тебе то, что считаю важным, потому что ты мне очень дорога.

— Да. А я отнеслась с этому крайне небрежно. И к тебе тоже. Настолько небрежно, что мы все чуть не поплатились. — Она сделала шаг к нему. — Прости меня!

— Мира, я люблю тебя так, как никогда и никого не любил. Но тебе эта любовь не нужна.

— Я просто не знаю, что с нею делать, а это разные вещи. И еще — мне страшно. — Она приложила обе руки к сердцу. — Мне страшно, потому что я не в силах остановить то, что во мне происходит. Если ты меня не простишь, если не сможешь меня простить, мне кажется, часть моей души просто умрет от горя!

— Конечно, я тебя прощаю.

— Ты такой… Я тебя не заслуживаю.

— Ох, Мира. — Коннор вздохнул. — Любовь — это не награда, которая дается за заслуги. И не то, что отнимается, если человек оступился. Это дар, причем для дающего — не меньший, чем для получающего. И когда ты примешь его, оставишь себе, твой страх уйдет.

Не дав ей возразить, Коннор покачал головой.

— Достаточно. Ты теперь очень устала, ты даже не представляешь, насколько ты устала! А тебе еще столько рассказывать. Тебе надо посидеть, пока ноги не подкосились. И давай посмотрим, что нам приготовила Брэнна. Господи, сколько же времени прошло после завтрака?

Он подошел к ней, и Мира протянула ему руку.

— Спасибо тебе! За свет, за дыхание, за… мою жизнь. И, Коннор… Спасибо тебе за этот дар.

— Что ж, неплохое начало… — Он взял ее за руку, повел на кухню.

Мира сбивчиво рассказывала свою историю, поглощая спагетти с фрикадельками — свои любимые. Ей казалось, она никогда не наестся и не напьется, хотя с удивлением обнаружила, что даже от нескольких глотков вина голова идет кругом.

— Тебе сегодня лучше обойтись водой, — сказала Брэнна.

— Думаю, в глубине души я понимала, что это всего лишь видение, но все выглядело, пахло и звучало совсем как в реальной жизни. Цветники, фонтан, дорожки — все было таким, как я помню. Дом, костюм, в котором был отец, то, как он постукивал пальцем себе по крылу носа.

— Это оттого, что он построил свое колдовство на мыслях и образах, существующих в твоем мозгу. — Фин подлил ей воды.

— И то, как он называл меня принцессой. — Мира кивнула. — А ведь я в самом деле начинала чувствовать себя принцессой, когда он уделял мне внимание. Он был… — Ей было больно даже вспоминать. — Он был душой нашего дома, понимаете? Его заразительный смех, то, как он украдкой совал нам карманные деньги сверх положенного или шоколадку — так, будто это самый большой секрет. Я его боготворила, и вот все это, все эти чувства вернулись, когда мы с ним теперь прохаживались по саду, а в кроне шелковицы заливалась какая-то птица.

Мира вынуждена была сделать паузу, собраться с силами.

— Я его боготворила, — повторила она, — а он нас бросил — бросил меня! — и даже ни разу не оглянулся. Сбежал втихаря, как вор, а так, собственно, и оказалось, ведь все сколь-нибудь ценное он прихватил с собой. Но там, в саду, все было так, как раньше. Светило солнце, цвели цветы… И я была так счастлива!

Потом он вдруг на меня набросился, да ни с того ни с сего! Объявил, что ушел из-за меня, потому что я водила дружбу с вами. Дескать, я его опозорила тем, что якшалась и вступала в сговор — его слова — с ведьмами. И за это он меня проклял.

— Еще один трюк, основанный на твоем сознании, — вступила Брэнна. — Взял твои мысли и извратил.

— Мои мысли? Но я никогда не считала, что он ушел из-за нашей с вами дружбы.

— Но ты не раз думала, что он ушел из-за тебя. Чтобы это знать, мне даже не требуется залезать в твои мысли, — добавил Коннор.

— Я знаю, что это не так. В смысле — что он не из-за меня нас бросил.

— И тем не менее ты нет-нет, да и задаешься этим вопросом. — Айона бросила на нее понимающий взгляд. — Когда тебе плохо, ты спрашиваешь себя, что с тобой не так, что в тебе такое, что мешает другим тебя любить. Мне это хорошо знакомо, я знаю, как трудно смириться с тем, что люди, которые, казалось бы, должны любить тебя беззаветно, не любят. Или любят, но мало. Но ни я, ни ты в этом не виноваты. Это они, это у них не хватает способности любить.

— Я знаю, но ты права. Бывает, что… Роза, которую он мне дал, начала кровоточить, а он сказал, что я шлюха, раз сплю с ведьмаком. Но до того как отец нас бросил, этого уж точно не было! Господи, да, учитывая, каким трусом был этот мужик, разве он осмелился бы кому-нибудь бросить такое в лицо!

Она помолчала, глядя в тарелку.

— Он был такой слабак, мой папаша. Тяжело признавать, что ты любила такого… такого малодушного человека.

— Родителей не выбирают, — проговорил Бойл, — да и они нас, в общем-то, тоже. Нам всем приходится худо-бедно ладить друг с другом.

— А любить… — Коннор помолчал, пока она не подняла на него глаза. — Это не то, чего надо стыдиться.

— То, что я любила, было иллюзией. Как и то, что я видела сегодня. Но верила и в то и в другое, но недолго. Но когда сегодня он принялся говорить мне все эти вещи, все вдруг переменилось. Мне стало ясно, что при всех своих недостатках такого он бы мне никогда не сказал. Я вновь услышала дождь, услышала Ройбирда — тут и поняла, что это обман. Будто очнулась. И в руках у меня была лопата. Пока мы с ним прохаживались, я была без нее, а тут она опять оказалась у меня. Я замахнулась и ударила его, метила прямо в голову, но он увернулся. Я замахнулась еще раз, но все вокруг стало кружиться и валиться. А тут смотрю, как безумный, скачешь на Аластаре ты, Коннор, и Бойл бежит с конюшни, и еще Катл… Он усмехнулся мне — и теперь это был уже не отец, а Кэвон.

Теперь Мира видела его ясно, это до невозможности красивое и порочное лицо, эта улыбка на нем….

— И когда он с улыбочкой взвился и исчез в тумане, меня будто ударили ножом в самое сердце, холодным и острым ножом.

— Была черная вспышка, — припомнил Бойл. — Мне так показалось. Короткая молния, ударившая из камня, что он носит на шее.

— Я этого не видела. — Мира подняла стакан с водой и вновь осушила. — Я пыталась идти, но это было невыразимо трудно — все равно как плыть в густой жиже. Меня тошнило, кружилась голова, и теперь, когда тени сделались такими плотными, я даже дождя не чувствовала. Я не могла из них выпутаться, не могла сдвинуться с места, не могла подать голос. И в этом тумане звучали голоса. Голос отца, голос Кэвона. Угрозы, обещания. Я… Он сказал, что готов наделить меня властью. Если я убью Коннора, он дарует мне бессмертие.