Улыбающаяся - Тростниковая птичка

- Сай, большой брат! Ты стал такой серьезный!

А потом подошла мама, и обняла меня, и я старался не показывать - как я соскучился по её теплу, по родному запаху, и удивлялся, какая она теперь стала маленькая - я почти с нее ростом. Я смутился, мне хотелось одновременно замереть в её объятьях, и вырваться из них, и я все гладил её по волосам и утешал её ломающимся голосом:

- Ну все хорошо, мам, все хорошо, что ты со мной как с маленьким.

Расмус чувствовал себя неловко, долго топтался рядом не решаясь подойти, а тогда я сам шагнул ему на встречу, он неожиданно и неловко обнял меня, и зашептал:

- Сай, мальчик мой, я так виноват, я не смог тебя защитить.

И неожиданно где-то в глубине души по ледяному панцирю поползла маленькая трещинка, а я таким же шепотом ответил:

- У меня всегда будет один отец. Только пусть это будет наша тайна.

Когда мы шагнули в сторону друг от друга, глаза Расмуса влажно блеснули. Наверное - показалось, ведь в это время я пытался вытереть свои, в которые попала противная мошка.

Эдвард, сын Эвана, появлялся за пять лет обучения в школе несколько раз, на официальных церемониях. Но после каждой сессии я получал длинное пространное письмо с разбором моего поведения и полученных оценок.

А про поведение ему всегда было что написать. Через два года после меня в воинскую школу поступил Терренс. Как он сам говорит - чтобы быть ближе ко мне, но я-то помню, что у него никогда не было особенной тяги к отцовому ремеслу, которая, похоже, вся досталась Сибилу. Так вышло, что не сумев наладить отношения со своими одногодками, я, с легкой руки Терри, который быстро обрастал друзьями и полезными знакомствами, прибился к его компании. Сразу после выпуска мне предложили отучиться еще два года по специальной программе на командира десятки и я согласился не раздумывая: это были еще два года вне поле зрения отца, два года рядом с друзьями, которых у меня так долго не было. Самым большим потрясением для меня стало, что едва получив документы, как командир десятки, я обнаружил, что бук забит почтой, а к нам с Терри в комнату началось паломничество тех, кто хотел в эту десятку войти. Если желанию Терри и его друзей я был не слишком удивлен, то просьбы от одногодок или тех, кто закончил школу раньше меня и уже разъехался по домам, меня сильно удивили. Когда я поделился этим с Терри, тот лишь усмехнулся, и махнул рукой, в которой была зажата хурма:

- Просто ты правильный парень.

И в этой фразе был весь мой брат.

Домой я вернулся уже вместе со своей десяткой. К несчастью, я все еще был наследником главы рода и отец запретил моей десятке наемничать на чужих планетах, мотивируя соображениями безопасности. К счастью - запретить что-либо на Кериме он нам не мог, мы были на хорошем счету, и сумели к двадцати пяти, как и положено приличным воинам, перебраться из общинного дома в свои собственные. В то время я уже подумывал о женитьбе: Кайла была юной, жгучей красавицей, похожей на экзотический цветок. Я дарил ей сладости и украшения, которые привозил с заданий, собирал меха для брачного ложа, и даже ходил в храм Праматери посмотреть на браслеты. Мне казалось, что я ей нравлюсь, во всяком случае - желтые, солнечные бусины на мою куртку она нашила сама. Я брал её за руку, и чувствовал, как сердце сладко падает вниз и замирает.

Так было, пока однажды, вернувшись раньше времени, я не прокрался к её дому, надеясь сделать сюрприз. Да так и замер под раскрытым окном:

- Сайгон? - отвечал мой нежный, трепетный цветок на вопрос подруги, - Ну сама посуди, он же урод! Ты же видела - он пошел в свою ведьму-мать: волосы эти, как солома на солнце выгоревшая, тонкокостный, как будто палку проглотил, глаза большие непонятного цвета, лицо вытянутое. Ну кто на него еще посмотрит? А тут я, сама бусины нашила. Да он на меня надышаться не может, любой каприз исполнить готов. А браслет оденет - и никуда уже не денется. Чтобы стать женой главы рода и потерпеть можно, вон Найна - терпела же.

- Ну да, - соглашалась с ней подруга, - Сайгон конечно уродец... Но сын главы рода.

Я уходил от дома вспомнив всю воинскую науку, стараясь чтобы мое присутствие было незамеченным, а на утро ссыпал желтые, потерявшие свой солнечный блеск, бусины Кайле в ладони, повернулся и ушел.

С тех пор я не принимал ничьих бус, не держал девушек за руки, и сундук с мехами просматривал и пополнял механически, потому что так надо, а я не хотел привлекать излишнего внимания.

Пару раз Терри пытался вызвать меня на откровенность, но я неизменно уходил от ответа, а год назад он загнал меня в угол.

- Большой Брат, ну вот что ты творишь? - сказал он мне тогда, - Мать себе места не находит.

Это был запрещенный прием, и брат знал об этом.

- Терри, я уже большой мальчик, чтобы обо мне беспокоится, - буркнул я, все еще надеясь уйти от болезненного и неприятного разговора.

- Да, большой. Через год с небольшим тебе уже тридцать будет. Ты думаешь, мы ни о чем не догадываемся? Или забыли о Прерванных Линиях? Или может быть ты забыл?

Я не хотел говорить этого, но, похоже, это был единственный выход из положения:

- Нет, я помню. И думаю, что пойду по путям Прерванных Линий.

Я видел Терри в разных ситуациях, даже в тех, в которых казалось, что выхода нет, но в этот раз выражение его лица меня испугало:

- Сай, почему? Как, как ты можешь так просто говорить об этом?

- Это традиция, маленький брат. Мужчина, который не смог создать семью до тридцати - бесполезен, и должен уйти за грань. Я помню об этом, и когда придет время - я уйду из жизни, как и положено воину.

- Сай, но ведь тебе предлагали бусины, и не один раз? Почему ты не можешь взять хоть у кого-нибудь?

- Потому, Терри, что я не хочу брать бусины 'у кого-нибудь'. Я хочу, чтобы бусины предлагали не экзотическому уродцу, не сыну главы рода, и не богатому жениху. Я хочу, чтобы моя невеста видела меня, Сая, как Уна видит Расмуса. А на меньшее я не согласен.

И вот теперь я лежу на заднем сидении машины сопровождения с закрытыми глазами, и думаю о невестах, что ждут нас в замке Нашер.

- Как он? - спрашивает Мист, успевший занять водительское место.

- Заснул наконец, - прислушивается к моему дыханию Терри. Тянется в проход и неожиданно подтыкает, как маленькому, стиранный и латанный плед, купленный когда-то нами на первом задании, и с тех пор путешествующий с нами в машине как талисман на удачу.

- Как ты думаешь, может ему в этот раз повезет? Так больно за командира, такой мужик мировой, и собрался по путям Прерванных Линий, - это снова Мист.

- Ты же знаешь, какой он упрямый, - вздыхает Терри, и я прямо вижу, как заостряются черты его лица и он отводит глаза, - услышал однажды, как его одна курица уродцем назвала, так теперь никого и близко не подпускает. Когда он жил в доме его отца, ему часто доставалось за то, что он на маму похож.