Тахера Мафи - Разрушь меня

Потому что агония парализует его. Потому что он попал в мою ловушку.

Потому что я Венерина мухоловка.

И я смертельна.

Я падаю на спину и ударяю его в грудь, желая отодвинуть его от себя, желая убрать его тяжесть над моим маленьким телом; его обмякшее тело падает на мое собственное. Вдруг я начинаю кричать и дергаться, слезы перекрывают мой обзор; я икаю, я в истерике, я в ужасе от застывшего на лице у этого человека взгляда; через его окоченевшие губы выходят хрипы.

Я освобождаюсь и отступаю. Море солдат расступается позади меня. На каждом лице виднеются изумление и чистый, чистейший страх. Дженкинс лежит на полу, и никто не смеет приблизиться к нему.

— Кто-нибудь, помогите ему! — кричу я. — Кто-нибудь, помогите ему! Ему нужен врач... его нужно госпитализировать... ему нужно... Боже... что я наделала...

— Джульетта…

— НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ... НЕ СМЕЙ ПРИКАСАТЬСЯ КО МНЕ...

Перчатки Уорнера снова на месте, и он пытается удержать меня на месте, он пытается пригладить мои волосы, он пытается стереть слезы, а я хочу его убить.

— Джульетта, тебе нужно остыть...

— ПОМОГИТЕ ЕМУ! — Я плачу, падая на колени, мои глаза прикованы к фигуре на полу.

Другие солдаты наконец подходят ближе, осторожно, как будто он может быть заразным. — Умоляю... помогите ему! Прошу ...

— Кент, Кертис, Соледад... РАЗБЕРИТЕСЬ С ЭТИМ! — Уорнер отдает им четкий приказ, перед тем как сгрести меня в охапку.

Я продолжаю дергаться, и мир темнеет.

Я то вижу потолок, то он исчезает из поля моего зрения.

Голова тяжелая, обзор размыт, сердце напряжено. Особый аромат паники застрял где-то под языком, и я стараюсь вспомнить, откуда он взялся. Я пытаюсь встать и не понимаю, почему я лежу.

Кто-то кладет руки на мои плечи.

— Как ты себя чувствуешь? — Уорнер смотрит на меня сверху.

Вдруг мои воспоминания воспламеняются, лицо Дженкинса всплывает в моем сознании, и я размахиваю кулаками и кричу на Уорнера, чтобы тот отошел от меня, и пытаюсь вырваться из его захвата, но он лишь улыбается. Смеется. Мягко удерживает руки возле моего туловища.

— Ну, по крайней мере, ты проснулась, — вздыхает он. — На секунду ты заставила меня заволноваться

Я стараюсь контролировать дрожь своих конечностей.

— Убери от меня руки.

Он машет рукой в перчатке перед моим лицом.

— Я полностью прикрыт. Не волнуйся.

— Ненавижу тебя.

— Так много страсти.

Он снова смеется. Он выглядит таким спокойным, таким искренне довольным. Он смотрит на меня с мягкостью в глазах, чего я от него не ожидаю. Я отворачиваюсь.

Он встает. Коротко вдыхает.

— Вот, — говорит он, притрагиваясь к небольшому подносу на столе. — Я принес тебе еды.

Я пользуюсь моментом, чтобы сесть и осмотреться. Я лежу на кровати с шелковыми простынями цвета золота и темной крови. Пол покрыт густым, богатым ковром цвета летнего солнца. Здесь тепло. Комната того же размера, что и у меня, мебель довольно стандартная: кровать, шкаф, тумбочки по обе стороны кровати, сверкающие люстры. Разница лишь в том, что здесь есть еще одна дверь, и на маленьком столике в углу горит свеча. Я так много лет не видела огня. Меня душит импульс протянуть руку и прикоснуться к пламени.

Я приподнимаюсь с подушек и пытаюсь сделать вид, что мне здесь некомфортно.

— Где я?

Уорнер поворачивается, держа в руке тарелку с хлебом и сыром. В другой руке он держит стакан с водой. Он оглядывает комнату, будто видит её впервые.

— Это моя спальня.

Если бы моя голова так не раскалывалась, я бы уже бежала отсюда подальше.

— Отведи меня в мою комнату. Я не хочу быть здесь.

— И все же ты здесь. — Он садится в ногах кровати, в нескольких шагах от меня.

Протягивает мне тарелку. — Хочешь пить?

Я не знаю этого, потому что не могу думать ясно, или из-за того, что я действительно в замешательстве, но я изо всех сил пытаюсь привыкнуть к Уорнеру, меняющему личности. Вот он стоит, предлагая мне стакан воды после того, как заставил меня пытать человека. Я поднимаю руку и гляжу на свои пальцы, словно впервые их вижу.

— Я не понимаю.

Он поднимает голову, осматривая меня, словно считает, что я могла себя серьезно ранить.

— Я всего лишь спросил, хочешь ли ты пить. Это не так уж трудно понять. — Пауза. — Попей.

Я беру стакан. Пялюсь на стакан. Пялюсь на Уорнера. Пялюсь на стены.

Наверно, я сошла с ума.

Уорнер вздыхает.

— Не уверен, но думаю, ты упала в обморок. И думаю, тебе нужно поесть, хотя не уверен в этом полностью. — Он делает паузу. — Ты слишком переволновалась в первый же день. Это моя вина.

— Почему ты так мил со мной?

Удивление на его лице поражает меня.

— Потому что я забочусь о тебе, — говорит он просто.

— Ты заботишься обо мне? — Онемение в моем теле начинает рассеиваться. Мое напряжение растет, и гнев пробивает себе путь на передний план моего сознания. — Из-за тебя я чуть не убила Дженкинса!

— Ты не убивала...

— Твои солдаты били меня! Ты держишь меня здесь как заключенную! Ты угрожал мне!

Ты угрожал убить меня! Ты держишь меня в заточении и говоришь, что заботишься обо мне? — Я чуть не швыряю стакан ему в лицо. — Ты чудовище !

Уорнер отворачивается от меня, так что я смотрю на его профиль. Он складывает руки.

Передумывает. Касается губ.

— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе.

— Лжец.

Похоже, он размышлял об этом. Кивает.

— Да. Большую часть времени — да.

— Я не хочу быть здесь. Я не хочу быть твоим опытом. Отпусти меня.

— Нет. — Он поднимается. — Боюсь, я не могу этого сделать.

— Почему нет?

— Потому что не могу. Я просто... — Он расцепляет пальцы. Прочищает горло. На секунду его взгляд касается потолка. — Потому что ты нужна мне.

— Я нужна тебе для убийства людей!

Он отвечает не сразу. Подходит к свече. Снимает перчатку. Щекочет пламя голыми пальцами.

— Ты знаешь, я и сам очень хорошо умею убивать людей, Джульетта. Я, на самом-то деле, великолепен в этом ремесле.

— Это омерзительно.

Он пожимает плечами.

— А как ещё кто-то моего возраста может управлять таким большим количеством солдат?

Как ещё мой отец позволил бы мне управлять целым сектором?

— Твой отец ? — Я выпрямляюсь, охваченная любопытством.

Он игнорирует мой вопрос.

— Механизм страха достаточно прост. Люди боятся меня, поэтому слушают, когда я говорю. — Он качает рукой. — Пустые угрозы стоят очень мало в эти дни.

Я зажмуриваю глаза.

— Значит, ты убиваешь людей ради власти.

— Как и ты.

— Да как ты смеешь ...

Он громко смеется.

— Ты можешь обманывать себя, если от этого тебе полегчает.

— Я не лгу ...

— Почему ты так долго не разрывала связь с Дженкинсом? — Мои губы не шевелятся. — Почему ты не сопротивлялась сразу? Почему позволила ему себя так долго трогать?