Келли Китон - Ее зовут Тьма

Скоро выяснилось, что я спала на первом этаже, в комнате с видом на зеленый дворик — похожий был у Жана Соломона на Думейн-стрит. Кто-то переодел меня в белую маечку и белые пижамные штаны на тесемке.

Я слезла с кровати, по дощатому полу подошла босиком к французским дверям и распахнула их. Передо мной над Французским кварталом сиял зимний закат. Воздух к вечеру остыл, но солнце успело нагреть гравий, и от него исходило тепло. Выходит, я проспала целый день от рассвета до сумерек. Впрочем, если целую ночь потратить на высвобождение из «божественной» темницы, а потом тащиться через болото в лоно цивилизации, то такая сонливость вполне объяснима.

Двери не заперты — значит, я не в тюрьме. Наоборот, в мягкой постели, под заботливой охраной Мишеля. Он знает о моей матери, а может, и о моем проклятии кое — что…

За высокой кирпичной стеной послышались цоканье копыт по мостовой и скрип колес экипажа. Из каменного перехода во дворик доносились чьи-то приглушенные голоса. Я невольно стиснула ручку балконной двери: если бы моя мама была сейчас здесь, со мной! Как мало я знала ее! Увидеть бы ей, какой я стала! Теперь я понимала, почему маме захотелось жить именно в этом городе. Он был воплощением красоты — такой, какую можно не только увидеть, но и ощутить на слух и даже на вкус. Я еще раз вдохнула побольше прохладного воздуха, чтобы избавиться от мучительного щемления в груди, затем вернулась в спальню.

На комоде высилась аккуратная стопка одежды. Не моей — та, вероятно, уже не перенесла бы и самой бережной стирки. Джинсы, черная футболка, мои собственные черные ботинки, основательно почищенные… новые носки и белье. На полу рядом с комодом лежал мой рюкзак. Я быстро проверила его и с облегчением убедилась, что его даже не открывали. Пистолета в нем, понятное дело, не оказалось — его забрал ловец τέρας. Зато кинжал был на месте, а большего мне и не требовалось. Этот клинок по смертоносной силе не мог сравниться ни с каким пистолетом.

В смежной со спальней ванной я быстро ополоснулась под душем, дважды промыв перепачканные волосы и походя размышляя, каким образом я здесь оказалась, что мне теперь предпринять и как, черт побери, выудить у Мишеля всю правду, какую он только знал. Выжимая воду из волос, я недоумевала, почему Афина ополчилась на меня и не Она ли, собственно, прокляла весь мой род. Но с чего вдруг греческой богине обрекать моих предшественниц умирать в двадцать один год? Зачем наделять нас волосами, которые невозможно изменить, и глазами цвета океанской волны? Ведь они так или иначе привлекают внимание, а Мишель утверждал, что Афине это нож острый. Тогда зачем?

Я вытерлась, воспользовалась разложенными на столике туалетными принадлежностями, затем оделась во все чистое и достала из-под мойки фен. Впрочем, у меня не хватило терпения досушить волосы до конца, и я принялась сооружать из еще влажной копны что-нибудь менее буйное и сколько-нибудь приличное. После всех процедур, почувствовав прилив бодрости, я закинула на плечо рюкзак и вышла из спальни в поисках съестного. Я не могла припомнить, когда ела в последний раз.

Ах нет, могла. Бенье с Себастьяном.

Дом оказался огромным, уставленным древними артефактами и антиквариатом. Ни дать ни взять, настоящее логово чародея. На третьем этаже располагалась огромная гостиная; из-за высокой двустворчатой двери доносились голоса. Вскоре оттуда вышла служанка с подносом, и я предусмотрительно спряталась за массивную напольную вазу. В гостиной говорили обо мне. Когда служанка ушла, я выглянула из-за вазы и поняла, что попала в библиотеку с богатой коллекцией книг. Удостоверившись, что в ней никого, кроме меня, нет, я выскользнула из укрытия и носком ноги тихонько приоткрыла дверь.

— Слишком опасно оставлять ее у нас, Мишель, и ты сам это знаешь. Афина направит на нас весь свой гнев и могущество.

— Роуэн прав. Ты же видел, что получилось, когда мы приютили Елени. Нам это стоило целого города! Ураганы разрушили здесь всё практически до основания.

— Но все вместе мы сможем защититься! Вместе мы — сила, — возражал Мишель, — И этой силы достаточно, чтобы принять дитя под свой кров.

— Пока на ней проклятие — ни в коем случае! — спорил с ним еще чей-то голос, — Это дитя для нас опаснее всякой Афины — и для всех в нашем городе. У нас не хватит никаких сил остановить ее. Когда она повзрослеет, то будет способна на все, что угодно!

— Проклятие еще не затронуло ее, и пока она для нас безвредна. А если ей помочь от него избавиться, — предложил Мишель, — она станет не нужна Афине и совершенно безопасна для нас.

— Помочь ей избавиться, говоришь? — Я узнала голос Жозефины, — Да ты понимаешь, какой клад мы приобретаем в ее лице? Только подумай об ее безграничных возможностях! Воистину богоравных! И их-то мы навеки искореним?!

Из-за двери послышался звук удара, как будто чем-то твердым стукнули по дереву.

— Жозефина, ты сама-то понимаешь, что говоришь? — резко оборвал ее Мишель, — Вот из-за чего мы в тот раз попали в беду! Не задумай ты тогда использовать Елени в своих целях, мы сейчас были бы в менее плачевном положении. А теперь ты хочешь перекинуться на ее дочь? И все ради власти?

— Ради защиты, — отрезала Жозефина, — Афина враждует с нами со времен инквизиции. С тех самых пор она и пытается стереть всех нас с лица земли. Она не на шутку боится, что мы превзойдем ее в могуществе и что ее собственные творения однажды обернутся против нее и ее опрокинут! Мы должны оставить это дитя у себя, чтобы она стала той, кем ей предначертано быть. Тогда ни Афина, ни любое другое божество не осмелятся восстать на нас.

— Что же ты предлагаешь? Заточить ее в темницу? Нет, я запрещаю!

— Ты не волен ничего запрещать, Мишель, — усмехнулась Жозефина, — Все решает совет. Большинством голосов.

— Мне вовсе не нравится идея так поступить с девочкой, — вмешался совершенно новый голос, — но город не выдержит второго подобного удара, какой обрушился на нас тринадцать лет назад. В Новом-два царит покой, а мы добивались его не одну сотню лет. Приютить или помочь этой девчушке — значит объявить Афине войну. Я за то, чтобы она уехала за Периметр и сама выпутывалась из своих осложнений.

— Нет, ей нельзя туда ехать, — возразил Мишель, — Подумай сам, Николай. От Афины ей нигде не укрыться. Девочка даже не подозревает, на что способна. Как только она попадет в руки богини, та захочет и непременно обратит дитя против нас. Нам необходимо оставить ее у себя, но не в качестве оружия, а просто как ребенка, нуждающегося в защите!

У меня пересохло в горле, сердце колотилось как сумасшедшее. Я прислонилась к стене. В ушах бешено стучало, и я ничего не могла больше расслышать, даже если бы и попыталась.