Филис Каст - Заговор богинь

– Держись от меня подальше, ведьма! – визгливо закричал он.

Царь всех греков быстрым шагом направился к лагерю, и полы золотой одежды развевались за ним, хлопая на ветру, как крылья огромной золотой чайки.

Катрина смотрела ему вслед и всей душой молилась о том, чтобы проклятия действительно осуществлялись в этом мире.

– Ты должен отвести меня к Ахиллесу, – сказала Катрина.

– Но это значит, что ты будешь убита, если не хуже. Ты стала слишком близка к Ахиллесу. И берсеркер легко тебя узнает и сделает своей целью. А если такое случится, то смерть будет наилучшим для тебя исходом.

– Дерьмо собачье! Наилучший исход – это возвращение Ахиллеса! Веди меня к нему, немедленно!

– Поле сражений – вон там. Дюны постепенно сменились пшеничной нивой, а нива – рощей чудесных оливковых деревьев, среди которых стояли разнообразные храмы; дальше, за храмами, высились могучие стены Трои. Когда Катрина торопливо шагала к великому городу, ей показалось, что она узнала тот самый храм Геры, в котором они с Джаки совершили переход в этот мир.

– Я подведу тебя так близко, как смогу, но все-таки держись в стороне от поля боя, – сказал Одиссей, – Это не место для женщин.

– Одиссей, я не хочу тебе лгать. Я не намерена держаться в стороне от сражения. Как раз наоборот, я собираюсь добраться туда, где находится Ахиллес, и все на этом.

– Ты ведь не оракул Афины?

Одиссей отвлек внимание Катрины, сосредоточенное на том, чтобы не наступить на собственный подол, потому что ей приходилось бежать трусцой рядом с быстро шагавшим воином.

– Нет, – ответила она, – Я не оракул Афины.

– Ты принадлежишь к бессмертным?

– Хотелось бы. Что значит – нет, черт побери. Я просто женщина.

– И даже не жрица Афины?

Нечто странное, прозвучавшее в голосе Одиссея, заставило Катрину посмотреть ему в лицо, и она увидела в его глазах глубочайшую печаль и тут же вспомнила, как он смотрел на Афину. А потом вспомнила еще и то, каким было лицо Одиссея, когда он сказал, что его богиня солгала ему. Что Афина с ним сделала? «Он любит ее», – поняла вдруг Катрина.

– Ну, не совсем так. Я выполняю задание сразу трех богинь. Но думаю, можно сказать, что ближе других мне все-таки Венера. Послушай, тут столько всего намешано, и все уж слишком перепуталось...

Кэт совсем не собиралась как-то заявлять о своей принадлежности к миру Олимпа, просто очень трудно было объяснить истинное положение дел.

– Богиня не осчастливила меня своим доверием. А я-то думал, что она...

Одиссей отвел взгляд, ему было трудно продолжать.

Катрину ужаснуло его состояние. Она не слишком много знала об Одиссее и об Афине, но умела видеть сердечную боль и страдание от предательства. И еще она умела узнавать достойного человека, и ей безусловно нравился Одиссей.

– Именно Венера заварила эту кашу с превращением Патрокла в Ахиллеса. Афина не имела к этому никакого отношения. Она, скорее всего, даже и не подозревала ни о чем.

– Надеюсь, что это так. Надеюсь, она не использована меня... – невнятно пробормотал Одиссей, и Катрина прекрасно поняла, чего ему стоило признание в подобной ранимости.

Да, она много раз видывала такое в своем кабинете, и всегда это были мужчины, любившие искренне, глубоко. Катрина понадеялась, что Афина достойна столь чистой и бескорыстной любви.

Она решила сказать Одиссею всю возможную и всю известную ей правду.

– Я видела вас с Афиной вместе и могу сказать, что между вами существует некая связь, только ей нелегко это признать и проявить.

Одиссей окинул ее долгим взглядом.

– Это очень и очень трудно – любить богиню. Ты ведь знаешь, у меня есть жена. Она почти десять лет ждет, когда я наконец вернусь в нашу страну.

– А ты ее любишь?

– Афина недавно задала мне этот же самый вопрос. И я ответил так же, как отвечу тебе сейчас. Я почитаю Пенелопу как свою супругу и уважаю ее как мать моего сына. Но любовь?.. Я не мог предложить любви никому с тех пор, как был совсем молодым.

– И что же тогда случилось? – спросила Катрина, хотя была почти уверена в том, какой услышит ответ.

– Я встретил Афину и сразу же посвятил свою жизнь любви к ней и служению ей.

– Но понимал ли ты тогда всю серьезность своего выбора? – спросила Кэт.

– О да, я это понимал... и был рад принять такую судьбу. Я принадлежу Афине с того самого момента, как впервые ее увидел. И я никогда не сожалел о своей любви к ней, даже когда мне казалось, что я лишь один из многих ее поклонников и любимцев. Я ничего не имел против того, чтобы стать пешкой в ее руках... Я и был ее пешкой, и мне этого хватало. До сих пор. Но сегодня я впервые за всю жизнь пожалел о том, что полюбил богиню.

Одиссей говорил так, словно потерпел полное крушение, и даже при том, что мысли Катрины разрывались между Ахиллесом, Джаки и Патроклом, ей захотелось помочь итакийцу.

– Вы с Афиной стали любовниками.

Одиссей кивнул и хмыкнул.

– Да. Хотя я прекрасно понимал, что совершаю поступок весьма немудрый, я все равно радостно и охотно упал в ее объятия. Помни, царевна, или кто ты такая, когда смертные любят богов, это всегда стоит очень дорого, а платят, как правило, именно смертные. Ахиллес как раз и есть результат такой любви, и я все время вижу и его человеческую природу, и его смертность, и его бесконечные страдания.

– Я этого не забуду, но мне кажется, ты говоришь о том, что Ахиллес при этом еще и жертва.

– Он уже не Ахиллес. Сама скоро увидишь.

Больше им не о чем было говорить, и Катрина снова сосредоточилась на том, чтобы не отставать от Одиссея, гадая, что же ей, черт побери, делать, когда она наконец найдет Ахиллеса. Прямо там, в гуще сражения. Полностью подчиненного берсеркеру. Кэт как будто наяву услышала голос Джаскелины, называющей ее чертовой дуррой.

И вдруг ее оглушило шумом, в котором соединились крики множества мужчин, ржание лошадей, звон мечей. Сражение шло на склоне холма, увенчанного оливковой рощей. Одиссей взял ее за локоть, чтобы помочь подняться на гребень, и в следующую секунду Катрина остановилась, потрясенная.

– О черт! – вырвалось у нее.

Перед ней протянулась стена Трои – толстая, высокая, невероятно величественная. Стена была сложена из известняка сливочного цвета, и полуденное солнце придавало ей мягкий, нежный желтый оттенок. Катрине была видна часть города, скрытого за стеной, – и главным в этом зрелище был изящный дворец с колоннами, тянувшийся вдоль городской стены влево, к огромным центральным воротам. Прекрасные сводчатые окна выходили на увитые виноградом и цветами балконы, с которых, конечно же, открывался изумительный вид, прежде мирный и безмятежный, – в ворота входили и въезжали купцы, крестьяне и жители Трои. Но теперь с пустых балконов можно было увидеть лишь хаос битвы.