Анастасия Волжская - Паук в янтаре [litres]

Он провел подушечкой пальца по лифу, и вплетенные в кружева кристаллы замерцали ярче, наполняясь силой. Горячая ладонь очертила изгиб талии, легла на спину. Платье искрилось, и в потемневших глазах Доминико я видела тот же яркий, живой отблеск темного пламени. Никто и никогда не смотрел на меня так – жадно, голодно, откровенно и до бесконечности уязвимо, словно предлагая мне себя – целиком, полностью, до последней капли крови, последнего вдоха.

– А еще она была беременна. Мной.

И я вдруг осознала с бесконечным отчаянием и ужасом, что, если завтра во время бала случится непоправимое, я больше никогда не увижу этот взгляд. Не почувствую, как от прикосновений Доминико разгорается внутри неукротимый жар, не испытаю, каково это – делить одну на двоих страсть. Пусть мир вокруг меня рушился, но сейчас я могла думать лишь о мужчине, сжимавшем меня в объятиях.

Желание переполнило меня до краев, и я всем телом потянулась к Доминико, выдыхая уже в его губы, потому что просто не могла позволить себе потерять все, так и не изведав хотя бы капли настоящего счастья.

Доминико, верно, не ожидал такого порыва. Я почти опрокинула супруга на диван, прижалась к его груди в отчаянной жажде почувствовать его всего. Платье мешало, мешал камзол, платок, жесткий воротничок рубашки, но отстраниться сейчас, когда я так остро осознавала, как мало осталось на мою долю этих сладких минут близости, было выше моих сил.

Его пальцы коснулись верхнего крючка корсета, замерли.

– Яни…

Я не могла оторвать взгляда от его лица.

– Я хочу… – Голос охрип. – Хочу стать твоей… Нико. Здесь. Сейчас. Я…

Слов не хватало. Слова тонули, захлебывались рвущимися наружу чувствами. Я нуждалась в нем, нуждалась так сильно и отчаянно, как никогда в жизни, как никогда прежде. И эта нужда, эта жажда плавили ледяной кокон, в котором прятались мои чувства – настоящие, живые, искренние.

Я хотела принадлежать ему. Хотела покориться и быть покоренной.

– Нико…

Я не могла сказать… но могла показать, отчаянно потянувшись к его руке, почти до боли переплетя наши обнаженные пальцы и распахнув свой разум ему навстречу.

– Яни…

Почти сразу горячие губы накрыли мои. Не отрываясь от Доминико, я потянулась к узлу шейного платка, пробежалась ловкими пальцами по пуговкам камзола. Выдернув из штанов его рубашку, жадно скользнула обнаженными пальцами по плоскому твердому животу. Доминико рвано выдохнул, уткнувшись мне в плечо.

– Яни, подожди… Яни, любимая, пожалуйста, – шептал он, пока я, повинуясь своим желаниям, целовала его шею, грудь, спускаясь все ниже и ниже. – Яни, ты…

– Ты мне нужен, Нико. Мне очень, очень, очень нужен ты.

И он сдался. Обхватил меня, перевернулся – и вот уже я оказалась прижата к дивану телом Доминико.

– Освободи меня.

Тугая шнуровка поддавалась неохотно и медленно, словно подстегивая замерший внутри меня озорной огонь: ну, дерни, разорви. Я нетерпеливо ерзала, не в силах спокойно ждать, пока пальцы Доминико освободят меня от одежды. Тянулась к нему, жадно ловя его губы. Стонала. Шептала:

– Нико, Нико, Нико…

Кажется, никогда прежде я не произносила его имя столько раз – по одному на каждое мучительное мгновение ожидания, наполненное предвкушением и острой жаждой.

Корсет наконец поддался, открывая грудь, и ловкие пальцы тут же накрыли ее, коснулись соска, срывая новый стон. Ласкали, сжимали, поглаживали в самых правильных местах, словно зная, куда и как именно надо было прикоснуться, чтобы разжечь во мне огонь и ни на секунду не давать угаснуть яркому пламени. Я сбивчиво шептала его имя, выгибалась под горячими ладонями, скользящими по обнаженной коже – и когда только он успел снять с меня сорочку? – страстно желая стать ближе, еще ближе.

– Еще, еще, да, да…

Он замер на мгновение, рассматривая меня. Раскрытую, уязвимую… его.

Страсть и нежность смешивались в его взгляде, ощутимые каждой клеточкой моего жаждущего тела.

– Пожалуйста, – шепнула я, толкаясь бедрами ему навстречу. – Пожалуйста, Нико.

– Боюсь… сделать тебе больно…

– Не бойся. Я хочу этого, Нико. Хочу тебя.

Желто-карие глаза сверкнули настоящим, неподдельным счастьем. Доминико приник к моим губам, жарко, сладко и головокружительно страстно. Увлеченная поцелуем, я едва ощутила, как легли на бедра горячие ладони, притянули ближе. Темная энергия обвилась вокруг, готовая приглушить боль, пройтись по телу ласковой волной, усиливая приятные ощущения.

Доминико сдерживался, но в этом не было нужды. Мое тело давно готово было принять его. Я жаждала этого всем своим существом. Готова была стереть последнюю преграду между нами.

Он вошел в меня плавно, мягко, почти не встретив сопротивления. И это было больно – чуть-чуть, капельку. Крошечная плата за бесконечно приятное чувство слияния, единства. За возможность чувствовать его продолжением себя, за возможность быть частью единого целого. За кожу к коже, энергию к энергии, за ускоренное сердцебиение и рваное дыхание в унисон. За чувства – разделенные с такой полнотой, о которой я, менталист, раньше могла только мечтать. Мы были обнажены друг перед другом сильнее и глубже, чем при любом ментальном контакте. Ничего не осталось. Я была его, а он – моим. Целиком. Полностью.

То, что происходило сейчас, было… невероятным. Магическая совместимость – глупый пережиток прошлого, как принято было считать на севере, – превращала каждое мгновение близости в бурлящий водоворот из усиливающихся с каждым толчком ощущений. Мы двигались в едином ритме. Я чувствовала Нико – каждое его движение, его твердость, силу. Он был почти на пределе, и осознание этого подтолкнуло меня к собственной разрядке.

– Нико, – простонала я, впиваясь пальцами в его спину, обхватывая ногами, впуская его в себя. – Ох…

И – словно энергетический всплеск – ярко и потрясающе сильно…

– Яни, – выдохнул он, взрываясь внутри меня.

Мы прижались друг к другу, тяжело дыша.

Ошеломленные. Счастливые. Любимые и любящие.

И магия – черный шторм, серебристое облако – переплелась вокруг нас в тонкое кружево паутины, невесомое, но удивительно прочное, связывая нас двоих воедино. Навечно.

Сколько бы мгновений нам ни осталось.

Я лежала на Нико, чувствуя, как мерно вздымается и опадает его грудь. Его пальцы лениво перебирали мои волосы. Он улыбался, легко и умиротворенно. В глубине желто-карих глаз плясали хитрые искорки.

– Я всегда знал, что внутри тебя полыхает истинный ниареттский огонь, – прошептал он, прихватывая губами мочку моего уха. – Но даже и представить не мог, что такой вулкан страсти будет не под силу остановить даже мне.

– Слышали бы тебя мои наставники, – хихикнула я, удивляясь собственной прямоте. – Они пришли бы в неподдельный ужас от подобного непотребства. Средь бела дня без предварительной договоренности…