Любовь Свадьбина - Попаданка в академии драконов 3

— Вот именно, — с нажимом подтверждаю я. — Ни Элида Флос, ни тем более её семья, не знали, что я стану избранной. Она наказана. Её семья тоже — тем, что потеряла дочь. Таков закон, и этого более чем достаточно. А мне совсем не нравится, когда добивают слабых.

— Простите, леди Валерия, — лорд склоняется в глубоком поклоне, скрывшем выражение лица и глаз.

А я, пользуясь его неудобной для разговоров позой, взбегаю на крыльцо. И только оказавшись в просторном холле выдыхаю.

Это ведь только начало.

И я могла как-нибудь не так себя поставить этим разговором. Конечно, я сослалась на закон и всё такое, но мало ли… Теперь каждое слово надо взвешивать.

Пушинка припускает в ту сторону, в которую вчера увела мохнатых сестричек. Зверинец теперь будет под присмотром, жалоб на него нет, значит, всё нормально.

Письмо…

Я поднимаюсь по лестнице. Маленький ключик легко открывает дверь, я запираю её изнутри, ключ вкладываю в выемку в поясе и, не отрывая взгляда от конверта, прохожу в ванную комнату.

На узоре телепорта целый и невредимый высохший мазок маски для волос, так что в комнату мою никто без меня не перемещался.

Миг, и я уже в уютном светлом жилище с видом на дворец и парк.

Сердце тревожно колотится, я задвигаю коврик на портал.

Что, если родители опять отказались от меня?

Вдохнув и выдохнув несколько раз, усаживаюсь на кровать и вскрываю конверт. От волнения слегка плывёт перед глазами, но едва узнаю почерк, с плеч сваливается гора. И в то же время становится грустно.

Дедуля.

Мне написал именно он.

И других посланий внутри нет, лишь два листа, исписанных чуть прыгающими буквами.

Жадно вчитываюсь…

Дома всё хорошо.

У отца на работе всё в порядке, живёт как обычно. Значит, то и дело ворчит и требует идеального порядка. Так и представляю, как он заходит в квартиру, окидывает всё хмурым взглядом. Ставит кейс на столик возле вешалки и ослабляет галстук. Сначала именно галстук и только потом снимает ботинки.

У мамы тоже всё как обычно, она сменила фитнес-тренера и по этому поводу очень переживает.

Не представляю, как она сейчас живёт. Раньше она много времени тратила на нас с братом, но чаще именно на меня, ведь я же девочка и требую большего присмотра: отвезти в школу и забрать из неё, отвести к репетиторам, в секции, магазин, проверить уроки. Чем она теперь занимается? Возится с братом? У неё и друзей по сути нет, нечем, кроме уборки, занять освободившееся время.

Зато брат как всегда в своём репертуаре. Решил, что его призвание — стать рок-музыкантом. Даже нашёл каких-то приятелей, с которыми репетирует. И это после всех маминых чаяний сделать из него скрипача, закончившихся тем, что он, разбив третью скрипку, пообещал сломать руку, если его продолжат таскать в музыкальную школу. Теперь он хочет попробовать себя ударником. И я от всей души желаю ему удачи.

Сам дедуля как обычно гуляет и читает, осваивает мой компьютер, к которому после моего отъезда подключили интернет. Ну, да, теперь же всемирной паутине не на кого тлетворно влиять.

И дедуля очень скучает. Рад моему письму, надеется на скорую встречу или хотя бы ещё одно письмо. Он скучает, он надеется. Ни единого привета от остальных.

В общем и целом — всё у них хорошо без меня. Словно меня и не было.

Повалившись на кровать, я перечитываю письмо. Снова и снова, пока глаза не смыкает усталость…

— Пора вставать, — сообщает браслет. Как же хорошо было, когда по утрам он не будил. Интересно, это Арендар мне продвинутую модель обеспечил или я раньше сама вставала вовремя?

В полудрёме смутно припоминается, что ночью меня позвал Арендар. Его тёплые ладони скользили по телу, стягивая ремень, жилетку. Он помог мне раздеться, но не помню, перекинулась ли с ним хоть парой слов. А ведь, кажется, он что-то спрашивал.

Письмо из дома лежит на тумбочке у кровати — напоминание о том, что в родном мире, кроме дедушки, меня никто не держит. А дедушку жаль. Надеюсь, когда научусь ходить между мирами, будет возможность достаточно часто его навещать.

А сейчас надо заниматься делами насущными.

Простыми обыденными делами, которые помогут пережить горькое впечатление от этого письма.

Умыться, смывая навернувшиеся слёзы, позавтракать ещё тёплым благодаря защитному заклинанию ужином (от полётов за шариком голова не так кружится, а я слишком голодна, чтобы отложить еду до обеда), одеться, уложить причёску. Надо ещё отвести пушинок на кафедру исследований магистру Игнасиусу и заниматься-заниматься-заниматься.

Гвардейцы ожидают сразу за дверью спальни.

— Доброе утро, — здороваюсь я и получаю одновременный ответ в шесть басов:

— Доброе утро, леди Валерия.

Пушинка с выводком поджидает в холле перед входной дверью — сосредоточенная, строго поглядывающая на то и дело подпрыгивающие меховые шарики. Глядя на мою «пони-лошадь», трудно поверить, что когда-то она была такой же малышкой.

— Можете стать невидимыми? — прошу, заглядывая в блестящие среди меха глазки. — Не хочется привлекать внимание.

Мелочь истаивает совершенно бесследно.

— Пушинка, ты следишь, чтобы они все добрались до места.

Она выпячивает грудь и кивает.

Процессия получается деловая и внушительная, идти я стараюсь с той же неспешностью, с которой по академии шагал Арендар. Пушинка тоже проникается, выступает гордо. Внешне всё благопристойно, вроде высокому званию соответствую. Редкие в столь раннее утро студенты здороваются.

Магистр Игнасиус — изящный эльф преклонного возраста — ждёт в кабинете, похожем на лаборатории Линарэна. Отношение магистра к задаче понять трудно: он любезен, но энтузиазмом не блещет, разглядывает вернувшие видимость комочки через очки в тонкой оправе, на стёклах которых посверкивают магические символы.

— Оставляйте их здесь, — кивает магистр, — я посмотрю, что с ними можно сделать.

— Хорошо, — я направляюсь к двери.

И только выйдя в коридор, замечаю, что Пушинка за мной не пошла. Снова заглядываю в лабораторию:

— Пушинка, останешься за ними присмотреть?

— У-ху, — кивает она.

По пути в корпус боевых магов студенты встречаются чаще, но в целом день обещает быть спокойным. Дирижаблей и тех стало вдвое меньше. И погода замечательная, солнышко всё окрашивает золотыми бликами. Хорошо…

— Доброе утро, леди Валерия! — доносится сзади голос Герда.

Шагая по аллее, он откусывает печенье. Сумка с вещами стукается о его бедро, солнце играет на обклеенной пёстрой бумагой коробочке.

— Вкус номер восемь! — Герд потрясает жуткой цементной печенькой.

— Нет, спасибо, — отзываюсь я.

Он улыбается, явно доброжелателен, но при взгляде на него не по себе. Какое-то странное чувство, сжимающее сердце, скручивающее всё в животе. Вроде ничего в его внешности настораживать не должно, но почему-то… хочется вглядываться и вглядываться, чтобы понять, что смущает.