Елена Звездная - Лесная ведунья

И в такой я печали-тоске была, что до избы дойдя, села на ступени, и сидела, кусая губы и глядя перед собой взором невидящим.

Да только лесная ведунья не видеть не может — я видела. Как Савран на колени перед женой падает, рыдая… Да, сын кузнеца, принёс ты беду в дом свой и больше не видать тебе ни отца, ни матери, ни брата родного…

Видела, как изгнала Чаща обозлённая цветущего ведьмака из лесу моего. Ведьмак в ярости был, всё пытался магию призвать да обороняться, но заговор на неудачу, это заговор на неудачу — девице гордой яму копал, сам в неё угодил. Исхлестала его моя Заповедная так, чтобы неповадно было в лес мой соваться без спросу-разрешения.

Видела, как привёл возница быка в лес мой, слёзы утирая украдкой, привязал друга верного к дереву, да и ушёл прочь. Мужику делать ничего не стала, потянулась веткою к быку, коснулась головы его и увидала, что маг тот самый, что опаснее иных оказался, приказал вознице быка на мясобойню отвести, а мясо опосля принести в лес, да и раскидать волкам моим на поедание. Возница иначе рассудил — быка мне привёл живого. Думал что на смерть привёл, но я жизнь зазря никогда не отниму. Да и скотины той, что заплутала, в лесу изрядно давно. Оно как — коли добрый хозяин, я животину завсегда возверну, а коли лютый да злой — такому скот в моём лесу не найти, вовек не найти. Это Лес Заповедный, для жестоко обиженных — он дом родной. Скользнула веткой по шее быка, прахом обратила веревку, да и открыла тропу заповедную к восточным лугам. Вечер уж был, коровы спать укладывались, но потянуло от них запахом тепла да сытости, встряхнулся бык, к своим потрусил радостно. Ну вот, одним быком в стаде стало больше. Снова клюкой оземь ударила, и возница, что уж почти из лесу вышел, замер видя то, что позволила увидеть — как бежит его бык к стаду привольному, на жизнь сытую. Замер возница, шапку с головы стянул, поклонился поясно и сказал: «Спасибо, лесная хозяйка». «Иди с миром» — прошептала так, чтобы лишь он услыхал.

А потом сидела дальше и видела, видела, видела…

Лес жил, своей сказочной жизнью. Носился по лесу кабан Острый Клык, дело он нашёл себе презабавное — желуди отыскивал, да нёс к прогалинам, где в землю закапывал, сажал он так, вину свою загладить пытался. Ямку копал копытом, желудёнок забрасывал, носом землю подсыпал и дышал, теплом своим согревая семя. Улыбнулась невольно, вдохнула жизнь в один из желудей и на глазах у кабана тот пустил росток зелёный. Острый Клык от радости носиться начал, прыгать, задними копытами кульбиты выделывать. Забавный.

На юге неугомонного бельчонка отсчитывала мама — тот сунулся из дупла, чуть кунице на глаза не попался, так что за дело отсчитывала.

А вот у рыбацкой избушки в лес вышел Савран, на колени встал, шапку с волос стянул, голову опустил, нож костяной, особый, на траву перед собой положил. Вверял мне свою жизнь и голову.

«Мне-то за что, Савран?» — спросила шелестом травы, дуновением ветра. — «Твоя ошибка, своей бедой заплатил за неё. Мстить не думай, не ровня ты им. Ты в этой игре пешкой был, тобой сыграли безжалостно, твоя глупость, твоя расплата. Домой дороги тебе нет, убьют без жалости и тебя и бабу твою с ребятишками. И не тебе о смерти думать, Савран, на избу оглянись — если тебя не станет, что будет с ними? О них подумал? В лесу живи сколько потребуется, животных не трогай, рыбу лови сколько нужно. Чем смогла помогла тебе, Савран, дальше своим умом живи».

Тот помолчал и спросил:

— Стало быть не нужна тебе жизнь моя, лесная ведунья?

Улыбнулась грустно, шумом листвы ответила.

«А что, Савран, хочешь стать едой для волков моих? Али готов плотью своей червей да мух кормить?»

Содрогнулся мужик, подскочил, кинжал поднял.

«Вот то-то и оно. Живи Савран, родных береги, жену не обижай, сыновей хорошими людьми вырасти, дочь по велению сердца отдай, на кошель жениха не смотри. На том и сговоримся».

Постоял мужик, да и выдал:

— Дочь тебе отдам, хозяйка лесная, в услужение да в благодарность.

Хлестко ветка по щеке его ударила, громом слова мои прозвучали:

«Я твою жизнь не для того сохранила, чтобы ты чужой распоряжался! Дети — дар, а не собственность, Савран, запомни это!»

И зла у меня на него не хватает. Могла бы — плюнула под ноги!

Да хватит с него, и так столько времени потратила, а лес у меня большой, хозяйство мое огромное, работы видимо не видимо, делать не переделать.

Сошла со ступеней, взяла клюку, и ни на кого не глядя, ни на русалок лысых, ни на домового, втихую поганки жарящего — любят домовые поганки есть, уж с чего не знаю, ни на Кота Учёного, которого русалки икрой задабривали, ни на охранябушку, что с Михантием снова за работу взялись, ушла в лес.

Ходила долго, по ручьям глубоким, проверяя, не подмывают ли почву, по полянам и пастбищам, по кромке леса у воды, на лес гиблый поглядывая, у болота постояла, с кикиморами парой слов перекинулась, потом прошлась по насаждением Острого Клыка, кому жизнь дала, кому не стала — жизнь вдохнуть дело нехитрое, да только не всякое дерево в лесу выжить может: свет солнечный — параметр ограниченный, за него война идёт у могучих богатырей леса моего, одному отдашь рукой властною, так у другого заберёшь нечаянно.

К избушке вернулась впотьмах. Постояла, шатаясь как камыш на ветру, на ноги свои посмотрела, на рубаху, которую токмо стирать теперь, вздохнула и уже хотела за полотенцем сходить да к заводи, чтоб помыться, да только окликнул меня охранябушка:

— Ведьма, там за избой времянка, в ней бочка, в бочке той вода не студеная, тёплая, нагрел на костре, а не магией.

Удивилась я, поблагодарила рассеянно, да только хорошо б и с Водей увидеться.

— Прости, охранябушка, мне в заводи привыч… — и не договорила я.

Маг перебил, добавив:

— И полотенца там, во времянке, и мыло душистое, русалки принесли.

Надо же, от самих русалок мыло. Эти мне и мыло своё — да ни в жизнь не принесли бы. У русалок мыло особое, из минералов да магии, от такого волосы растут блестящие да гладкие, и без гребня расчесать можно, а уж сверкают и в лунном свете, что уж про солнечный говорить. Вот только с чего щедрость такая подозрительная?

На русалок посмотрела пристально, девицы они коварные, коварно же и лысинки свои погладили, мол «Смотри, милый маг, какие мы красивущие, не то, что эта ведьма волосатая».

И я решила поутру к водяному схожу, а то и так за весь день намаялась.

Времянка — это сильно охранябушка преуменьшил, построил целую баню справную. И не бочка воды тут была — а ванна деревянная, круглая, из дуба, что тёпло долго держит, кольцом стали окованная, чтобы не разбухала, и вода в ней такая тёплая… Скинула рубаху, исподнее тоже скинула, в ванную забралась, глаза прикрыла, чувствуя тепло блаженное… Сколько ж не мылась я вот так, в воде тёплой? Много… так много. А ванна? Лишь раз я лежала в ней так, погрузившись по самый подбородок и чувствуя тепло, словно проникающее под кожу, заставляя разомлеть, расслабиться, отринуть все тревоги и печали, и не улыбаться при мысли о том, что завтра я стану невестой и самый красивый парубок в мире прикоснется губами к моим губам и назовет своей… Тиромир…