Елена Звездная - Лесная ведунья

Ингеборг же мотался от мага до ведьмака тратя неимоверное количество порталов, а они у него на артефактах замкнуты, пытался помочь то одному, то другому магией и не учёл одного маленького нюанса — это шипы Заповедной чащи, они магию впитывают и… увеличиваются в размере.

«Ну и зараза же ты!» — не сдержалась я.

Чаща от похвалы расцвела вся в целом и в отдельности тоже, так что когда Ингеборг магистра и принца приволок к лекарям, тем представилось поистине цветущее зрелище.

И я подумала — как же мне повезло, что время просыпаться пришло, вовремя очень оно пришло.

Проснулась хихикая. Домовой решил, что видимо из-за поганок, и протянул мне из печи ещё одну, потом долго обижался, пока я хохотала в подушку. Надо будет лешему рассказать, он оценит. Ох, ну Чаща! Ну зловреднючая! Ну затейница! А главное — у неё всё чётко по делу.

И тут из дальнего конца комнатейки раздалось:

— Рад, что тебе уже лучше, но может стоит ещё поспать?

Смеяться тут же расхотелось. Просто Чаща она же иногда не только зловредная, но и злопамятная, а ещё рассудительная… Что если вдруг и охранябушку сочтёт бесполезным в плане размножения?

И ей конечно можно запретить, но Чаща это Чаща…

— Послушай, охранябушка, — я села на край постели, поджав ноги и не покидая тёплого одеяла. — А как ты относишься к идее, что некоторые мужские органы следует снабжать столь же надёжной защитой, какой природа защитила… орехи, к примеру?

Спящий на полу маг, рывком сел, посмотрел на меня с недоумением потрясённым.

Его можно было понять.

Ему можно было солгать.

А можно было вообще ничего не говорить, но:

— Чаща моя только что сильно ведьмака и Тиромира в интимных местах покалечила, резонно сочтя данные органы бесполезными, — сообщила я охранябушке. — Ты бы поберёгся.

Маг прищурился и тихо, очень проникновенно вопросил:

— Ведьма, ты сейчас меня бесполезным назвала?

Охохонюшки.

— Охранябушка, — с постели я таки слезла. — Не важно, каким я тебя назвала, главное — что Чаща себе о тебе надумает. Ну да моё дело предупредить, думать сам будешь.

Из избы выскользнула, постояла, подставляя лицо тёплому ветру ночному, со ступеней сошла вниз, да и улыбнулась лешему, тотчас явившемуся.

Леший мой суров был да лицом пасмурен, никак с Водей переговорить успел уже.

— И что ты скажешь мне, друг сердешный? — спросила с улыбкою.

Да только уверенности не было в улыбке той, храбрилась я, храбрилась отчаянно, а ответ услышать страшно было. Потому что леший мой главный друг-сотоварищ, без него я и с этим лесом одна не справлюсь, что уж говорит о втором.

Но леший мой был надёжный, опытный, понимающий.

В глаза мне посмотрел открыто, прямо, с ответом помедлил, и всё же сказал:

— Гиблый Яр — место опасное. Нежить распоясалась, волкодлаков поболее волков будет, ходоки — те особую опасность представляют, да только права ты, Веся. Понимаю, что не умом думала — сердцем, а только так я тебе скажу — если и умом, то решение твоё верное. С Гиблым Яром делать что-то надобно, ведь коли падёт водяной наш, и нам не устоять.

— Твоя правда, — была вынуждена согласиться я.

Потому как теперь, когда враг Води был мне известен, сомнений не оставалось — Заратарн ему мстить пришёл, его уничтожать будет. Конечно, без леса моего магу будет сподручнее, но что если и другие подступы к водяному есть? Заратарн не воюет — мстит, от того не предсказать, ни предугадать, кто первым падёт — я или водяной. А если водяной первым погибнет, и наш Заповедный лес долго не простоит — река, что сейчас нежити обезумевшей преграда, таковой быть перестанет, и что тогда?

— Решение верное, — сказал своё последнее слово леший.

На том и порешили.

Я в избу ушла, леший к водяному — где мост ставить это Воде решать.

Когда вернулась, маг всё так же сидел на матраце своём, упираясь локтями в согнутые колени, и задумчиво смотрел на меня.

— Охранябушка, поспал бы ты, — посоветовала заботливо.

Но не послушался архимаг, и спросил хрипло:

— Зачем тебе Гиблый яр, Веся?

А вот на это отвечать не стала. Хватит, доотвечалась уже вчера, сегодня ни сердце, ни душу бередить не буду.

— Спать ложись! — приказала повелительно. — Разбужу вскорости.

Маг молча упал на постель свою, вот только спать, кажется и не собирался вовсе, лежал, закинув руки за голову, в потолок смотрел.

— Спать — не спать, воля твоя, а только давай без слов сегодня, прошу тебя, — сказала, проходя к столу.

Промолчал маг, ничего говорить не стал, оно и к лучшему.

Запалив свечу, я устроилась за столом, укутавшись в шаль, и открыла первый из учебников чародейских. У меня от него голова болеть начинала почти сразу же. Переводить приходилось дважды — с чародейского на магический, с магического на ведьминский. Одно радует — лесные ведуньи с языком не мудрили, на обычном человеческом говорили, и то хлеб.

Но кое-что мне в чародейских заклинаниях если и не нравилось, то было близким — их магия смесь чародейства и классической магии, моя тоже была смесью исконно ведьминской и лесной. От того и понимание приходило интуитивное, по наитию, легче разобраться во всем было.

Так вчера нашла ритуал снятия проклятий. «Грохот небесный» или же «Шум небесовный» — переводить можно было как хочешь, но суть одна — проклятие это оставляло следы чёрных молний на теле жертвы. Учебник был иллюстрированный, и картинка очень, я бы даже сказала — весьма напоминала те следы, что оставили охранябушке.

А потому я ритуал перевела как прилежная ученица, выписала, разбила на части, переписала на свой язык, прописала заклинания для каждого из этапов, да и магию собиралась применять свою — смесь ведьминских чар и сил ведуньи.

Вот только одна проблема — начать я вчера начала, а закончить не закончила. И боюсь, отольются охранябушке мои слёзы вчерашние, ох и отольются… а как избежать этого я не ведаю.

— Что не так, ведьма? — вдруг спросил маг.

— Да многое, — ответила, от тетради своей с записями не отрываясь.

Не то чтобы не помнила, просто выход искала. Как всё провести, боли не причинив лишней, ведь и не лишней будет так много… Как обездвижить мага, чтобы не прервал ритуал, ведь силён же, ох и силен — от того и печать кожу чуть не до костей прожгла. И что делать-то?

— Ведьма, — маг поднялся, взял стул, что у стены стоял самым изумительным образом — изумляло меня то, что у меня теперь второй стул имеется, подошёл, сел, ко мне подался, в глаза заглядывая, и сказал: — Веся, я уже понял, что ты девочка добрая. Слишком добрая, будем откровенны. Чрезмерно добрая. И не настолько глупая, как хочешь казаться. Веся, пойми — эту печать не снять. Не снять, понимаешь? Прими это как данность и давай думать, что я могу для тебя сделать, потому что ты для меня и так уже всё сделала.