Александр Верт - Пекло 2

Он надел рубашку, чтобы не привлекать ее внимание, но она все равно ее расстегнула и водила пальцем по его груди, не то лаская, не то угрожая.

− Как только мне будет что предложить, − спокойно ответил Дориан, будто она не могла его убить одним прикосновением. – Пока я смотрел просто данные, отбирал тех, из кого можно собрать команду. Без вашего одобрения я бы не посмел их привлекать.

О том, что он без ее ведома даже остров покинуть не сможет, Дориан не напоминал, глядя ей в глаза, а она вдруг меняла тему.

− А он странный, правда?

− Кто? – спросил Дориан, искренне не понимая, о чем она.

− Тот мужчина, что был со мной. Ты не знаешь его имени?

− Простите, госпожа, я не запоминаю имен ваших слуг, мне достаточно только вас, − ответил Дориан и, пользуясь моментом, поймал ее руку и стал целовать ее пальцы, прикрыв при этом глаза. Если на них не смотреть, они не были так уж страшны. Главное увести ее опасную руку подальше от сердца.

− А они знают твое имя, − сказала Зена, резко вырывая руку и соскальзывая с его колен.

− В таком случае они глупцы, что тратят время на бесполезных людей. Я такой же, как они, ваш раб, ничтожная пыль у ваших ног. Неужели я обидел вас, госпожа?

Он опустился на колени, понимая, что сейчас не лишним будет показательная покорность, которую она обычно не любит. Выделяться по-настоящему он не планировал, и если все пыль, то и он лишь прах и ничтожество. Надо будет − и ноги ей расцелует, только бы позволила дело до конца довести.

− Почему ты никогда не целовал меня в губы? – внезапно спросила она, и Дориан на миг растерялся, пытаясь найти достойный ответ.

− Они все целуют, когда есть возможность, − продолжала Зена, − но не ты.

− Госпожа, − выдохнул Дориан, склонив голову, − это же не каждому дозволено…

Как вообще что-то объяснить, он не понимал, а она не стала ждать, схватила его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и сама поцеловала. Впилась в его губы так, что он забыл, как дышать, когда ребристый язык ворвался в рот.

«Целуйся, блять!» − мысленно орал он сам на себя и пытался поддаваться, пытался ответить жестким, плотным губам, но она внезапно отстранилась и дернула его в сторону, едва не швырнув в стену.

Прокатившись по полу, Дориан снова опустился на колени и склонил голову.

− Госпожа…

− Заткнись! – приказала Зена, а потом медленно шагнула к кровати, легла сама и вновь заговорила: − Иди ко мне и покажи, как именно ты меня любишь. Я разрешаю тебе все, но если мне не понравится, я оторву тебе голову.

«Да еб твою мать! – взвыл мысленно Дориан. – Как я – человек – могу тебя затрахать, долбаная ты нимфоманка!?»

− Госпожа, − сказал он, вставая на ноги.

Он хотел бы напомнить, что еще ни один мужчина без ее особых игр не смог ее удовлетворить, но сам себя заткнул, понимая, как глупо прозвучат эти слова.

– Я буду так же нежен, как мои чувства к вам, − в итоге сказал он, молясь, чтобы у него встал член, потому что от страха тот вставать не должен.

Приближаясь к Зене, он все пытался вспомнить какую-нибудь женщину, которой можно признаться в любви вот таким вот безумным образом, пусть даже и забытой уже любви. В свои почти сорок там, на свободе, он бы думал, что у него все еще впереди. Для военного создать семью после сорока – нормальная практика. Меньше ста лет мало кто жил, а уж избавить своих детей от генетических болезней было не трудно. Денег на искусственное создание эмбриона у Дориана бы хватило. Женщины у него тоже были, а что ничего серьезного не было, он считал не своей виной. Медсестра на корабле, которую он чаще всего зажимал прямо в медицинском отсеке, радостно раздвигала ноги прямо на кушетке, а потом делала то же самое перед командиром корабля. Дориан это знал и не ревновал, просто развлекался, а потом отпускал ее в жены командира. Несостоятельным в то время он себя не считал, а вот теперь вдруг почувствовал себя полным идиотом. Ему даже секс вспомнить было сложно. Хорошо, что какие-то чувства в памяти нашлись.

В университете на первых курсах он был влюблен. Ее звали Вайвелла, а он называл ее Вайла. Чернобровая. Сероглазая. С кожей цвета молочного шоколада. У нее были мелкие кудряшки и задиристый характер.

В Вайлу он был действительно влюблен, и хоть они расстались и пафосные слова о разбитом сердце могли бы стать уместны, но все это было так давно, что представить Вайлу без боли и сожаления он мог. Тогда еще наивный мальчишка, неопытный болван, теряющийся перед девушками, он был хреновым любовником. Сам теперь это понимал, но, вспоминая ее кудряшки, улыбался и старался забывать о Зене.

Как бы он признавался в любви Вайле, окажись она снова рядом? Что бы он делал, взрослый и опытный, если бы по-прежнему ее любил?

Вайла была дерзкой, она могла точно так же потребовать доказательств любви, могла смеяться и говорить:

− Удиви меня, герой-любовник!

Она бы закинула ногу на ногу так медленно, чтобы он успел заметить кружевное белье под короткой юбкой. Она бы дернула плечом, заставляя в очередной раз заметить край светлой татуировки, тронувший ее ключицу. Молочный узор на ее темной груди заставлял юного Дориана захлебываться слюной, а теперь от воспоминаний нарастало возбуждение, уверенность и какая-то безумная радость.

Будь что будет − решил он для себя, понимая, что ничего уже не изменить, не угадать и не придумать. Он может только сыграть самого себя рядом с той, что еще может его взволновать даже в воспоминаниях.

Как унять дерзость Вайлы? Такой же дерзостью? Нет, сначала ее надо было брать нежностью. Целовать ее ноги. Проводить носом от колена вверх по бедру, коротко целовать там, где начиналось кружево белья.

Главное было не открывать глаза, чтобы случайно не заметить, что никакого кружева нет, а там внутри сияют провода.

Он проводил руками по животу к груди и осыпал все тело поцелуями, добирался до левого соска и рисовал языком татуировку Вайлы, выводил все эти линии в своей памяти, целовал ее ключицу и замирал, когда пальцы скользили по затылку к его волосам.

− Ты нетерпеливая, − прошептал он, на миг забывшись, чувствуя, как она сама трется о его пах, и тут же сглотнул, вспомнив, что на самом деле происходит, но Зена не сказала ничего и торопить его не стала, только едва ощутимо мяла волосы на его затылке.

Дыхание у Дориана успело сбиться от страха, но он взял себя в руки и коснулся губами ее шеи. Там, где обычно сложно не уловить пульс, у Зены не было ничего, словно напоминание о ее бессердечности, но Дориан поспешил забыть об этом.

«Люби меня, Вайла. Люби меня, а не того другого, − просил он мысленно. – Сегодня люби меня».

О том, что он сам будет любить ее, он даже не думал, стараясь передать это прикосновениями, поцелуями, лаской. Главное было не открывать глаза, проводя языком по приоткрытым силиконовым складкам. Язык скользил по ним и находил подобие клитора, такой мягкий бугорок, который он никогда прежде не замечал, а теперь проводил по нему языком, и Зена дергалась. Он сам придумывал ее стон, ласкал ее губами, пока слюна не заменит влагу, которую искусственное тело никогда не могло выделить, а потом тянулся к ней. Позволяя себе совсем забыться, он целовал ее губы нежно, осторожно, надеясь не углубить этот поцелуй, проникал в нее так же неспешно и даже удивлялся, почему она вдруг не кажется ему противной.