Александр Верт - Пекло. Восставший из мертвых

Крейсер вел профессионал. Это было очевидно по тому, как он подавал сигналы и как влетал в открытый ангар военного корабля под названием Крайсор, под внимательным взглядом всех, кто следил за данными с камер и радаров.

– Кто должен быть на борту? – еще раз уточнил командир штурмового отряда, обращаясь к своему координатору. Он хотел знать не только имена, но и внешность прибывающих, чтобы определить не прилетел ли кто-то другой, пользуясь чужим именем.

На его запросы отвечали напрямую с Земли, с отдела разведки ЗАП [1] Земная Армия Правопорядка. .

– Берг Дауман, Карин Маер и Оливер Финрер, – сообщал измененный компьютером голос оператора. – Согласно нашим данным, крейсер пилотирует капитан Дауман.

– Мне нужна визуальная информация, – говорил командир, пользуясь микрофоном своего шлема, и шипел, когда на левую линзу ему высылали фотографии. Дауман и Маер там были, а вот Финрер был смехотворен. Мальчишка, отправленный в зону отселения восемнадцать лет назад.

– Если я сочту его опасным, его можно убрать? – уточнил он, не представляя, что это может быть за существо, большую часть жизни прожившее не с людьми.

– Нет. Обезвредить при необходимости. Он подлежит военной экспертизе, – ответил оператор.

«А если он обезьяна с гранатой?» – мысленно спросил командир, понимая, что его мнение не учитывается, и вообще его работа – заниматься именно вот такими ситуациями.

– Если на борту есть кто-то еще, уничтожить на месте, – дополнил приказ сам глава ЗАП, вызывая у командира нездоровую улыбку, словно только о лишнем человеке на борту он и мечтал.

– Начали! – скомандовал он своим пятерым парням, стоящим у двери ангара.

– Крейсер под нашим контролем, Дауман дал нам управление, – сообщил командир корабля, но группу зачистки это уже не волновало.

Они врывались в крейсер, пробегали мимо пустого отсека штурмана и попадали на палубу пилота, где со своего места тут же вскакивал бледный молодой мужчина, спешно поднимающий руки вверх.

– Фамилия! – рычал на него командир отряда, хотя искусственный интеллект признавал совпадение.

– Дауман, – отвечал мужчина, косясь на плазменную винтовку, что смотрела ему в грудь, а потом добавил: – Капитан Берг Дауман.

У него были слипшиеся от геля медицинской капсулы волосы. Лицо и руки испачканы кровью. Штаны и майка, натянутая на бронежилет, выглядели еще хуже. Там к следам крови добавлялись еще и черные разводы. В центре груди майка была прожжена, но, несмотря на болезненный вид и нездоровую худобу, Берг уверенно держался на ногах и как-то слишком смело смотрел на бойцов ликвидационной группы. Обычно на них реагировали иначе даже те, кто знали, что им бояться нечего, а этого вроде как тоже ждала психиатрическая экспертиза и возможная ликвидация. В глазах при этом никакого осознания, одна решительность.

– Не трогайте его! – рявкнул Берг, пока командир смотрел на него.

Он не упустил момент, когда два других бойца дернули Оливера, уложенного на пол.

– Согласно протоколу, мы обязаны убедиться, что здесь нет ничего опасного, – невозмутимо сообщил один из бойцов и попытался перевернуть Финрера.

– Руки! – ответил ему на это Берг и дернул бойца за плечо, не обращая внимание на оружие, что наводили прямо на него. – Ему нужен врач, а не ваши проверки.

– Капитан Дауман, отойдите немедленно, – потребовал командир.

– И не подумаю!

– Берг, пожалуйста, – прошептала Карин, которую подняли на ноги, несмотря на веревки на ее руках и ногах.

– При нем могут быть взрывчатые вещества, – так же спокойно ответил боец.

– Да, конечно. Я ему, когда кровь тряпкой останавливал, заодно гранату в брюхо запихнул! – ругался Берг, не подпуская бойцов к Оливеру.

– Берг, – снова подала голос Карин.

– Заткнись! – велел он ей и снова посмотрел на плазменную винтовку и, медленно выдыхая, говорил уже командиру: – Я вам ручаюсь, что у него нет ничего опасного. Отдайте его врачам и проверьте крейсер, потому что за него я ручаться не смогу.

– Это и есть Оливер Финрер? – уточнил командир, дулом винтовки указывая на раненого.

– Да, и я обязан ему жизнью, – ответил Берг.

– Ясно, – сказал командир и все же вызвал медиков, не забывая при этом предупредить, что пациент преступник, признанный когда-то особо опасным.

– Что значит особо опасен? – ошарашенно спросил молодой врач Рональд Гранд, который привык работать только с дисциплинированными военными.

– Приказы командования не обсуждаются, – напомнили ему коллеги, заставляя нервно улыбаться, но безропотно принимая тяжелораненого пациента.

Рональду было всего двадцать восемь. Для военного хирурга он считался сущим сопляком, но ему хватало умений и опыта, чтобы без колебаний отправить пациента в операционную, только зафиксировать его он велел, как киборга, чтобы уж наверняка не смог вырваться. Такой пациент его пугал. Особо опасен в четырнадцать, восемнадцать лет на ЗиПи3 и высокий риск психического расстройства с рождения, выделенный красным в медкарте. Пациента «прекрасней» и придумать нельзя, но Рони знал свое дело и, входя в операционную, забывал, кто именно перед ним. Его волновала только ускользающая жизнь. Так его научил Дориан Форд – хирург, которому Рональд когда-то, еще курсантом, подавал инструменты и жадно следил за каждым движением рук, а теперь невольно старался быть похожим именно на Дориана Форда, о судьбе которого ничего не знал.

Он слышал, как капала вода. Вода это хорошо, но если она капает или того хуже разливается – это уже плохо. Если они теряют воду, то кого-то за это надо точно придушить, но он никак не мог вспомнить, кто в ответе за воду, а еще понять не мог, почему так странно болит… все.

Тело было словно замороженным. Живот разрезан. Это ощущение он не мог перепутать, при этом почему-то каленым железом не обработан.

«Дурные, что ли, совсем?» – подумал он и с огромным трудом приоткрыл глаза.

Веки были очень тяжелыми и глубоко вдохнуть не получалось: мешала не только боль, но и повязка, стягивающая грудь. Это бесило.

Свет бил в глаза, и он морщился, с омерзением понимая, что в нос ему всунули какую-то трубку, да и горлу что-то мешало, но от яркого света он не мог разобраться, что это, да и вода все время капала, как будто это не самый ценный ресурс Пекла.

Дернув рукой, он хотел выдрать все, что ему мешает, а потом сорвать повязку, чтобы вдохнуть полной грудью. Пусть лучше будет больно, пусть сердце замирает под ломанными ребрами, но он должен сделать вдох, особенно сейчас, когда не мог даже понять, жив он или мертв, когда воздух вокруг не казался раскаленной массой, и песок не драл глотку. Ее раздирала какая-то дурацкая трубка, но руку протянуть к ней не получалось. Она дернулась, натягивая что-то. Никаких наручников он не чувствовал, но цепь звякнула, выводя его из себя.