Марина Ефиминюк - Лучшие враги [litres]

– Да я об этом. – Секретарь покрутил у виска. – Столько магии зараз… Он останется в своем уме и трезвой памяти?

– Когда вы били беднягу книгой по затылку, то ни его ум, ни память вас вообще не волновали, – заметила я. – Когда это с ним началось?

– Так второй день как заболел, – скромно сцепив руки в замочек, проговорил он. – Вчера еще ничего было, а сегодня совсем худо сделалось.

– Он проснулся утром и понял, что жить без меня не может? – скрестив руки на груди, допытывалась я. Потом вспомнила, как адский мэр облобызал ладонь, и незаметно обтерла ее о платье. С другой стороны, хорошо, что не воспылал чувствами к Калебу.

– Понимаете, госпожа чародейка… Только пообещайте, что ничем-ничем не проклянете меня! – оговорился он.

– Обещаю.

– Точно?

– Может, вам еще на крови поклясться? – фыркнула я.

– А так можно?

– Нет! Говорите, пока получили индульгенцию!

– Ну… – Боуз оттянул узел галстука, вытащил из кармана измятый платок и обтер вспотевшее лицо, в общем, сделался совсем жалким, такого даже проклинать рука не поднимется. – За ужином я случайно обнаружил колечко.

– Какое еще колечко? – нахмурилась я и вдруг вспомнила, как уронила кольцо, подаренное Холтом, в соус. – Колечко?! Мое?! Боуз, успокойте меня немедленно и скажите, что обнаружили его до того, как проглотили!

– Спрятал за щеку! – с надрывом признался он.

– Стащить кольцо темной чародейки! Поздравляю, да вы действительно бессмертный. Или глупый. – Я присмотрелась к его страшно виноватому лицу. – Смотрю на вас и что-то никак понять не могу.

– Я не воровал! – замахал он руками. – Просто постеснялся отдать. Понимаете, ну как его из-за щеки-то вытащить. Мы же все приличные люди, за столом сидели, ужин ели, светские беседы вели…

Невольно вспомнился бедлам, происходивший во время романтической трапезы на пятерых, и у меня вырвался издевательский смешок.

– Вы всегда такой скромный, когда дело касается чужих украшений? Даже если опустить мораль, вы не подумали, что оно могло быть зачаровано?

– Но я же не знал, что кольцо ваше, – попытался оправдаться он.

– Спору нет, это в корне меняет дело, – насмешливо фыркнула я.

– Все равно господин мэр отобрал колечко еще в карете и сказал, что вернет вам лично, а утром уже проснулся… блаженненьким.

Он бессильно указал на дрыхнущего мэра. Что ж, опытным путем было доказано, что для простых людей приворот от Брунгильды крышесносен и мозгодробителен.

– Где кольцо? – вздохнула я.

– Господин мэр его сегодня с утра в руках крутил, а потом куда-то убрал… – заблеял Боуз, очень нервно перебирая пальцами.

– Куда?

– В правый карман брюк! – отрапортовал он.

Так и знала, что подглядывал за начальством, мошенник!

– Доставайте, – повела я подбородком в сторону уже счастливо похрапывающего Хардинга.

– Я? – опешил он.

– Вы предлагаете мне? – изогнула я брови.

– Тут вы правы, госпожа чародейка, негоже юной девице в мужские карманы лазать… – Затаив дыхание, на цыпочках он подобрался к мэрскому креслу, потянулся было к карману, но сдрейфил. – Госпожа чародейка, а может, какое-нибудь заклятие, выворачивающее карманы?

– Хотите заключить сделку с темной магией, господин Боуз? – официально спросила я, порядком устав от стояния на каблуках посреди чужого кабинета. Так и хотелось переступить с ноги на ногу, но девицам не только мужские карманы негоже проверять, но и переминаться, как усталой гусыне.

– А что мне отдать взамен? – растерялся он.

– Душу вашего первенца, – предложила я вкрадчивым голосом, в котором нормальный человек услышал бы раздражение и понял, что темная чародейка скоро взбесится. Но Боуз не услышал.

– Наследника и продолжателя рода?! А можно продать душу… – Он огляделся, словно подыскивал среди книжных шкафов и голой стены, где раньше висел портрет Догера, подходящую душу. – Господина мэра!

– Можно, но на кой мне сдался влюбленный мужик? – разозлилась я и рявкнула: – Хватит время тянуть, просто пихните руку в его карман и отдайте кольцо. Вы его не в первый раз воруете, нет никакой причины стесняться. Иначе вашего ненаглядного мэра до конца жизни не отпустит! Сейчас же!

Бессмертный помощник так испугался чародейского гнева, что немедленно сунул руку в карман мэрских штанов и замер. Лицо вдруг сделалось очень жалобным, словно он собирался заплакать.

– Боуз, мне страшно спрашивать… Вы обнаружили в кармане дырку?

– Нет, – простонал он. – Это левый, а не правый карман.

– И впрямь! Какая неловкая путаница, – посочувствовала я. – Ну, теперь уж не оплошайте и нырните в правильный!

– Может, бог с ней, с душой… – жалобно проскулил он. – Сын подрастет и меня обязательно поймет. Давайте заключим сделку!

– Боуз, пожалейте ребенка!

– Ему уже пятнадцать.

– Тем более пожалейте! У него слишком сложный возраст, чтобы переживать его без души. Вытаскивайте руку из левого кармана и суйте в правый! – скомандовала я.

Тут неожиданно господин мэр решил, что ему неудобно спать в кресле и, что-то приговаривая во сне трубным невнятным шепотом, принялся менять позу. У несчастного помощника чуть сердце не остановилось и не случился паралич конечности, так и окаменевшей в мэрском кармане. Зато с какой скоростью он поменял место дислокации! От страха вытащил все содержимое: горсть монет, пачку пустых чеков, защитный амулет от темной магии, носовой платок и какую-то мелочовку типа винтиков.

Понятия не имею, как это богатство помещалось в одном кармане и зачем мэру понадобились винтики. Может, он был из этих… защитников животных? Они считают, что приносить в жертву черных куриц бесчеловечно, так недолго истребить популяцию черных кур, и запрягать лошадей в кареты негуманно, а потому ходят пешком или ездят – произнести стыдно – на велосипеде. Между городами перемещаются портальными амулетами. Магия же от природы, а значит, богоугодна.

– Вот оно! – продемонстрировал Боуз тонкое золотое колечко, подаренное Холтом, и аккуратно, двумя пальчиками, положил мне на ладонь.

Украшение было спрятано в напоясную сумку, можно возвращаться в замок.

– А что в этом кольце, коль господин мэр так сильно запечатлелся? – неотрывно следя за тем, как я застегиваю сумку, спросил Боуз. – Какая-то магия?

– Оно выплавлено из золотого зуба умертвия, – ответила я, ловко избегая разговоров об ужинах и любовных зельях, но на зеленеющего помощника было страшно смотреть.

Прежде чем мы вышли из кабинета, он все-таки предложил мэра привести в чувство.

– Понимаете, – поморщился он, – любовь, конечно, любовью, но королевская служба не ждет. У нас указов два десятка не подписано, и ворох дел накопился.

– У вас совсем сердца нет? Дайте человеку спокойно выспаться, – с укором посоветовала я. – У него были два очень тяжелых дня.