Оливия Штерн - Оракул выбирает королеву [litres]

– Королева скончалась, – ответил он сухо.

Лицо Бранта скорбно вытянулось, он закатил глаза.

– Да примет ее новое тело!

Эта фраза была ритуальной, так говорили не первую сотню лет. Произнес ее Брант без особого энтузиазма, Арман знал, что его секретарь не в восторге от методов ее величества. Но так полагалось говорить, и льесс Брант выполнял то, что должен был выполнить человек, будучи секретарем первого советника Вечной королевы.

– Оракул уже выбрал новую королеву? – все же осведомился Брант, и Арман про себя отметил, что в сонных глазах секретаря мелькнул живейший интерес.

– Меркл завершает настройку. – Арман напустил на себя беззаботный вид. – Думаю, в течение двух дней вопрос будет решен.

– Когда прикажете подавать обед? – не меняя тона, поинтересовался Брант.

– Не сейчас, мне нужно будет отлучиться на некоторое время.

И Арман заторопился дальше. Хотелось поскорее покончить с этим, отнести отпечаток королевы Мерклу, пусть заправляет его в Оракул. Он вернулся в спальню, сбросил мундир, стянул тяжелые и неудобные сапоги и как был, босиком, пошел в свой рабочий кабинет.

Кабинет располагался на втором этаже и, пожалуй, превосходил лабораторию любого мага. Все потому, что обычный маг обладал одним даром, а Арман был оборотнем. Следовательно, в кабинете он попытался собрать все, что могло понадобиться в работе хотя бы с десятком различных магических направлений. Стеллажи от пола до потолка хранили ингредиенты для заклятий некромантов, менталистов, пиромантов, стихийников. Здесь мирно соседствовали эликсиры для левитации и подъема нежити, сушеные цветки примулы для призыва бури и артефакты-взрывники, мелки для выведения пентаграмм и гексаграмм и зелья для исцеления от дурных болезней. Только для магии Жизни ничего не было припасено – потому что ничего не использовалось. Маг Жизни мог исцелить или даже заставить биться остановившееся сердце только при личной передаче силы, при непосредственном контакте.

Арман порылся на полках, достал все необходимое: цветные мелки, компас некроманта, бутылочку с настойкой на сушеных лапках летучей мыши, пузырек с уксусом и розмариновое масло в высокой колбе, заткнутой пробкой. Все это он сложил на широком столе, затем взял мелки, линейку, циркуль, а заодно и справочник для некромантов, чтобы ничего не запамятовать. Пока выводил идеально правильную октаграмму, почти ни о чем и не думал, разве что о том, что принимать модификаторы дважды в день не самая лучшая идея, будет на следующий день пластом лежать. Но это на следующий день. А все проблемы нужно было решить сейчас.

Модификаторы он хранил здесь же, в одном из ящиков. Арман достал плоскую шкатулку, открыл ее; там, аккуратно подписанные, хранились круглые баночки с завинчивающимися крышками. Он нахмурился, заметив, что крышка с надписью «менталист» поцарапана. Брант как-то уж очень неаккуратно ее открывал, видимо, когда утром подавал модификаторы. Арман пробежался пальцами по холодным круглым крышкам, вынул нужную, чтобы стать на время некромантом. Затем все аккуратно сложил обратно, налил воды из графина и, морщась, проглотил две черные и донельзя горькие пилюли. Снова дернулась комната, на миг все поплыло, сердце пропустило удар… и через мгновение все снова стало на место.

Что ж, пора вызволять Вечную королеву. Можно ненавидеть ее до судорог, но позволить убить Витту он не мог.

Арман уже выложил веер в центр октаграммы, уже взялся за компас, и в это время дверь кабинета приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулось блеклое лицо секретаря.

– Льесс, что вы…

Секретарь уставился на цветную октаграмму, на разложенные ингредиенты, на тяжелый латунный компас.

– Закрой дверь, Брант. Мешаешь, – хмуро бросил Арман.

Секретарь явно ждал каких-то объяснений, но именно сейчас объяснять ничего не хотелось. Чуждая Арману сила, сила некромантов, уже бурлила, требуя выхода, покалывала кончики пальцев. Арман прикрыл глаза, снова установил компас над октаграммой. Оставался сущий пустяк. Нырнуть в меморум и вернуться с отпечатком проклятой твари, которая его все-таки сломала.

Когда компас был подготовлен, Арман бегом устремился в спальню, оттуда в гардеробную. Из вороха одежды вытащил удобные плотные штаны, башмаки на шнуровке, плотную куртку, не стесняющую движений. Вовремя вспомнил о том, что отпечатков в меморуме плавает великое множество, и взял полотняный платок и мягкие перчатки. Вернулся в кабинет, собрал сумку. Уложил колбы с пробками, несколько штук, туда же, в сумку, отправились запасные модификаторы некроманта. Чуть подумав, Арман прихватил еще и несколько модификаторов пиромантов и стихийников. Он и сам не до конца понимал, зачем ему все это, ведь он нырнет за королевским отпечатком и вернется, да и вообще, для полноценной магии мало одних модификаторов. И все же, движимый неясным предчувствием, сыпанул модификаторов от души. В конце концов, он их всегда сможет вернуть на место. Последними на пояс отправились ножны с клинком, а в карман – печать повиновения. Клинок – то ли короткий меч, то ли просто большой и массивный кинжал – Арман даже разбираться в этом не хотел. Знал только, что ему с этим клинком удобно, и это, пожалуй, было последними воспоминаниями тех, чьи отпечатки по воле королевы плавали где-то в меморуме.

Он подхватил компас, под линзой которого клубилась дымка, и направился в сад. День был в самом разгаре, яркая изумрудная листва так и играла на солнце. Дышалось легко, пахло травой и цветущей медуницей. Под ногами тихо шуршал гравий, и ветер, несущий свежесть с единственной на ярусе горной вершины, лениво трогал ветви старых лип.

Арман вздохнул, сворачивая на лужайку, откуда обычно прыгал в меморум. Там стояла старая беседка, оставшаяся от прежнего хозяина поместья, довольно просторная, с высокой шатровой крышей. На дощатом полу уже ждала даже не начертанная, вырезанная декаграмма. Арман нырнул в тень беседки, стал в центр декаграммы, обернул голову и шею платком и надел перчатки – еще не хватало какой-нибудь отпечаток задеть. Ему не нравилось ходить в меморум, каждый раз, распахиваясь перед ним, это место навевало какие-то уж очень тоскливые черные мысли. Арман стиснул зубы. Что поделаешь, надо. Надо ради него самого, ради Витты. Он ведь не простит себе, если сестра умрет. Пусть и не видел ее ни разу вживую, никогда не держал за руку. Нет, все же ему казалось… Какие-то совсем детские, смутные воспоминания. Рядом еще один ребенок. Он точно помнил, что она была! И ведь они живы, а пока живы, всегда есть надежда.

Когда прямо перед ним в воздухе развернулось блеклое пятно разрыва, ведущего в меморум, Арман нырнул туда рыбкой, будто в пруд. Сразу стало тяжело дышать, мерзкое желе, что было повсюду, стиснуло грудную клетку. Арман, чтоб его не выдавило обратно, сделал пару гребков, подныривая глубже, огляделся. Все было спокойно и привычно: полутьма, черные коряги вдали, мерцающие зеленоватой слизью. Парящие в бесконечности отпечатки медленно, очень медленно садились на дно. Один из них прямо перед глазами коснулся черной почвы – если, конечно, такое слово вообще применимо к меморуму. Коснулся и, в последний раз моргнув розоватым отсветом, рассыпался сверкающими бисеринами. Еще одна память растворилась в истории мира. Арман некоторое время смотрел, как впитываются золотисто-розоватые бусины в черную губку, дождался, когда последняя из них моргнет и исчезнет навсегда, а затем достал компас. Дымка под линзой медленно наливалась бордовым цветом, Арман, понимая, что сейчас его дернет к отпечатку Вечной королевы, взялся за компас крепче…