Оливия Штерн - Оракул выбирает королеву [litres]

– Знаешь, – сказала она, – когда меня хотели убить, я ведь собиралась тебе написать.

– Правда? О чем же?

Ладони Армана переместились с плеч на спину, мягко, очень деликатно заставляя приблизиться еще чуть-чуть. Леона вдохнула запах одеколона, его травяную свежесть, провела кончиками пальцев по жесткому воротнику черного сюртука.

– Я думала, что, возможно, ты тоже мог бы воспитывать ребенка… нашего ребенка.

– Я буду счастлив, если ты позволишь.

Леона всхлипнула:

– Арман… Господи, Арман! Я все забыла, понимаешь? Забыла, как ты меня привел к Оракулу, забыла, как умирала там, совершенно одна, без надежды. Забыла ради нас с тобой, если только у нас еще что-то получится…

Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам пролегли вниз горячие дорожки. Потом… прикосновения горячих губ. Арман невесомыми поцелуями собрал слезы.

– Не плачь, моя маленькая, не плачь. Ты ведь знаешь теперь, что я сделаю все, только чтобы ты была счастлива. Я могу сделать тебя счастливой? Ведь тогда… Сразу было понятно, что та ночь – это не просто так. С того раза, как я тебя впервые увидел… Так скажи, могу я надеяться, что ты будешь просто счастлива, здесь и со мной?

Леона закивала. Она чувствовала себя очень странно. Ей казалось, что она стоит в потоках ослепительного света и что свет этот вымывает всю боль, обиду и горечь. Оставались тепло, медленно разливающееся по телу, и восторг, и ощущение распахивающихся за спиной невесомых крыльев.

И когда Арман опустился перед ней на колени, она невольно положила руку ему на голову. О, как она соскучилась по этому ощущению жестких волос под пальцами! Он только глянул на нее снизу вверх, словно спрашивая разрешения, и Леона, поняв, что же он хочет, кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Арман обнял ее и приник щекой к животу.

А там, внутри, почувствовав что-то новое, заворочался и принялся толкаться их малыш, их маленькое и такое большое счастье, которое только собиралось прийти в этот мир.