Оливия Штерн - Оракул выбирает королеву [litres]

– Ну, обижали они тебя?

– Нет. Дядя Орнелл никогда не обижал. А вот Эрика иногда злилась. Я ее боялась. А когда вы отведете меня к маме?

– Очень скоро. – Арман вздохнул.

Он подошел к столу, достал из ящичка отпечаток. Для того чтобы вернуть его Леоне, и заклинаний не требовалось: отпечаток сам стремился вернуться к живому носителю, всего-то и надо было его выпить. Он несколько мгновений смотрел на свет сквозь нежно-сиреневую дымку, затем вернулся к Леоне.

– Милая, – сказал тихо, – я знаю, что тебя немножко заколдовали. Но мы же не хотим, чтоб ты вернулась к маме в таком виде? У меня есть снадобье, которое тебя расколдует.

Леона посмотрела на закупоренную пробкой колбу, и на ее лице появилось выражение облегчения и радости.

– А оно гадкое?

– Как вода, – предположил Арман, хотя он и знать не знал, какой вкус может иметь отпечаток.

– Давайте! – смело сказала Леона и протянула руку.

– Я тебе помогу, – прошептал он, вытаскивая пробку из узкого горлышка.

Он следил с замирающим сердцем, как Леона отважно поднесла тонкое стекло к губам, как осторожно потянула воздух в себя – и как сиреневая дымка быстро, очень быстро втянулась ей в рот.

«Ну, вот и все». – Арман подумал это со светлой грустью, с какой смотрел бы на последние облетающие с деревьев листья.

Так мало хорошего ему было отпущено… Да, верно, и не заслужил.

Леона икнула. Затем недоуменно покрутила головой. Запрокинула голову, вглядываясь в Армана так, словно встретила впервые. А он видел, как гаснет, стремительно гаснет счастье в ее зеленых глазах. На смену счастью вдруг пришли ужас, омерзение, горе.

Лицо Леоны дрогнуло, губы сжались в бледную полоску, но она все так же молча смотрела на Армана, прямо в глаза, как будто выискивая… Что? Он не знал.

Но стоило только попытаться взять ее за руку, как Леона дернулась и спрятала руку за спину. А потом медленно поднялась с кушетки, попятилась, позабыв о том, что без обуви.

– Леона, – прошептал он, понимая, что все – отпечаток уже на месте. Воспоминания, оторванные и новые, смешались, наслаиваясь друг на друга.

– Да вы… просто чудовище, льесс Линто, – медленно, чеканя каждое слово, произнесла она.

– Чудовище, – согласился Арман, – но я хотя бы пытался все исправить.

Леона, всхлипнув, с силой сжала виски. Уронила голову на грудь. Арману казалось, что она сейчас разрыдается, но когда Леона снова посмотрела на него, ее глаза оставались совершенно сухими.

– Вы мне лгали, – размеренно произнесла она, словно зачитывая приговор. – Вы лгали, убеждая, что откорректируете Оракул, что со мной ничего не случится. Зачем? Боялись, что я убегу?

– Нет. Я бы тебя нашел.

– Вы знали, что я умру, но говорили, что буду жить… Что ж, в этом вы не обманули. Я жива. – Ее губы задрожали, она их с силой стиснула. Помолчала, а затем тихо сказала: – Мне было очень больно умирать… Да что там, кому я все это рассказываю?

Арман растерялся. Он ожидал чего угодно – слез, истерики… Да лучше бы она его ударила! Все лучше, чем эти холодные слова, которые пластают его, словно ледяные ножи.

Леона горько усмехнулась и спросила:

– Вы нашли свою сестру?

– Да.

Так много слов теснилось в груди, так много он хотел сказать! О том, какая она, Витта, и о том, почему все получилось именно так, как получилось. И о том, что он не предусмотрел, что внутри Оракула с Леоной произойдет то, что произошло. Так много всего, что… Но Арман промолчал. Все это теперь было бессмысленно.

– Ну хотя бы это оказалось правдой, – пробормотала Леона. У нее дергался уголок рта. Она резко отвернулась к окну, обхватила плечи руками.

– Верните мне мой амулет, льесс Линто, – услышал Арман. – Я не хочу, чтобы то, что делалось с любовью, носил человек, который ценит меня не выше мусора под ногами.

– Не говори так, – выдохнул он. – Я понимаю, что оправдываться бессмысленно, но… Я прошу тебя остаться здесь ненадолго.

– Меня маркиз Риквейл встретит, мне это не нужно, – все так же не оборачиваясь, произнесла Леона.

– Он больше тебе не муж, ты совершенно свободна.

– Потому что умерла, да? Вы ему выдали бумагу о том, что Леона Риквейл умерла?

Леона резко повернулась, и Арман понял, что хоть ее глаза были сухи, но сердце плакало, истекая кровавыми слезами.

– Верните амулет, льесс Линто, – повторила она.

– Нет. Можешь попробовать отобрать сама, если хочешь.

– Это нечестно, – устало вздохнула она и покачала головой, – совсем нечестно. – И, не глядя на Армана, прошептала: – Тогда… Мне бы хотелось вернуться домой. Как понимаю, я выполнила все, что от меня требовалось. Вы вернули королеву и сестру. Вы очень умело успокоили меня, да так, что я совершенно не боялась. Все, что желали, вы получили. А я ничего никому больше не должна. И если в вас есть хоть капля совести, или порядочности… или не знаю чего, вы позволите мне уехать немедленно.

Арман посмотрел на нее и понял, что Леона уже не передумает. Он мог бы приказать, чтобы она осталась. Но что толку? Чудовищ не любят, их только иногда жалеют, а жалости не ему хотелось.

– Останься, – попросил он, – я виноват, но…

У Леоны вновь задергался уголок рта, Арману захотелось схватить ее в охапку и просто поцеловать. Но, кажется, он больше не имел на это права, потерял его как раз тогда, когда Леона мучительно умирала внутри бездушного медного яйца.

– Я хочу уехать домой, в Люций, – ровно сказала Леона.

Арману показалось, что все-таки ее голос чуть-чуть дрожал.

Она уехала очень быстро, что неудивительно – у Леоны при себе не было никаких вещей. Арман приказал заложить экипаж, Леона торопливо забралась внутрь, и плантосы легко взвились в небо, чтобы потом нырнуть в темень серединных ярусов. Вот и все. Краски померкли. Осталась лишь тянущая боль в груди, словно Леона, уезжая, зацепила там рыболовный крючок и теперь тянула изо всех сил.

Арман долго стоял и смотрел вслед экипажу и как-то не сразу сообразил, что рядом стоит Сильен. Легкий ветерок шевелил седоватые волосы министра, и Арман невольно позавидовал выражению спокойствия, что царило на желтоватом лице Сильена.

– Уехала? – только и поинтересовался он. А потом, не дожидаясь ответа, сказал: – Пусть лучше так, ваше величество. Леоне Кьенн не нужно становиться королевой, выберете себе любую другую, из правильного рода.

Арман промолчал. Повернулся и побрел во дворец, к себе в кабинет. Как никогда раньше, ему хотелось побыть одному – и побыть в том месте, где еще недавно была Леона. Ему казалось, что ее сияние все еще там, рассыпалось солнечными зайчиками по стенам, по полу. Поймать хотя бы одного, сжать в кулаке, снова почувствовать себя нужным, любимым.

Он почувствовал, что у него начинается приступ мигрени. В этом не было ничего удивительного, учитывая, сколько модификаторов он проглотил за последнее время. Боль дергала правую половину головы, отдавая в глаз. Смотреть на солнце становилось больно.