Елена Тебнёва - Неправильная сказка

От одного только воспоминания неуютно стало.

Я хочу жить. Но не ценой жизни Йонто. Или Тая.

Это не выбор. Никто не имеет права решать, кому жить, а кому умирать.

Наверняка существует другой выход. И на его поиски у нас есть целый день.

Не так уж мало.

— Ты должна была согласиться, — выдохнул Йонто, с тревогой смотря на меня. Щеки горели, губы пересохли, и, подозреваю, здоровой я не выглядела. — Возможно, это единственный шанс…

— Мне не нужны такие шансы, Йон, — покачала я головой.

Тяжелая какая… И мысли неповоротливые, ленивые… Никак не могу сосредоточиться. Подобрать верные слова…

Кажется, само это место плохо на меня влияет. Нужно уйти отсюда. И тогда… Тогда я сумею рассказать об откровениях Агрийо и своих соображениях насчет привязки.

Но Йонто подниматься с травы не спешил.

— Я слышал все, что говорил высший. Я…

— Поверил? — перебила я, почувствовав одновременно и досаду, и облегчение. — Почему? Почему ты решил, что он не ошибся? Не солгал? Высший чентоль, существо, всей душой ненавидящее шэтов?

— А он солгал? — тихо спросил Йонто. — Ты же знаешь, Ана… Он солгал?

Я тяжело сглотнула, не в силах отвести взгляд от его потемневших глаз.

Знаю. Конечно же знаю. Высший говорил чистую правду, без всяких «если», «возможно» и «есть другой вариант». И даже Агрийо не разорвет чары, что бы он там себе ни думал. Заигравшись, он связался с силами, которые ему неподвластны.

Глупо и бессмысленно обманывать себя, пытаясь убедить в обратном. И Йонто — тоже.

Но… Сдаться — еще глупее. Как и заранее похоронить надежду.

Его надежду.

И мою. Потому что, Невзирая на знание, которому противилась каждая струнка моей души, я упрямо верила в возможность другого исхода.

И в чудо, да.

Не настолько же эта сказка неправильная, чтобы не подарить нам самое настоящее чудо? Разве мы того не заслужили? Разве наша любовь того не стоит?

— Шанс все исправить есть всегда, — улыбнулась я, окончательно поддавшись иррациональной, невозможной вере. — И неужели ты думаешь, что я смогла бы спасти свою жизнь ценой твоей? Даже не попробовав отыскать иной способ? Да и без этого дурацкого условия ни за что не согласилась бы сбежать в свой мир, не сделав все, что от меня зависит, чтобы остаться. У нас есть время. Давай по тратим его с пользой?

Йонто судорожно вздохнул и подался вперед. Его губы обожгли мои, коротко и отчаянно, и я оказалась в крепких объятиях. Дышать стало нечем, но я и не думала вырываться. Зажмурилась, чувствуя вместе с привычно разливающимся в сердце теплом смутную тревогу. Но уловить, что именно не так, не успела — Йонто отстранился. Окинул меня странным взглядом, легко провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Какой он горячий! А мне снова было холодно.

Этот холод пронизал не только тело, но и душу. Заморозил нелепую веру, покрыл инеем надежду…

Зашуршал песчинками в невидимых часах.

Мгновение за мгновением моя жизнь превращалась в золотистую пыль в прозрачном сосуде. Сколько мне еще осталось? День? Краткая вспышка между рассветом и закатом…

А может, и того меньше.

Может, следующий вдох станет для меня последним…

Великий предок… Если у нас действительно не выйдет… Если все попытки обратятся в прах… Если мы просто не успеем ничего предпринять… Что будет с Йонто, когда меня не станет? Что мне сказать ему, чтобы он нашел в себе силы жить дальше? Что я могу сделать за отмеренные крохи времени, чтобы избавить его от боли?

Нет! Я не имею права думать об этом!

Я же не сдалась. И сдаваться не собираюсь.

Не собираюсь же, верно?..

— Он сказал, что выбор за мной. Но выбора нет. Каждый миг может оказаться для тебя последним, — созвучно моим мыслям прошептал Йонто. Он вновь поцеловал меня, и я ощутила соль на губах. Чьи это слезы? Я же не плачу… И не заплачу. В его памяти не должно остаться моих слез. Только улыбки. Пусть и столь жалкие, как сейчас… — Ты будешь жить, Ана. Несмотря ни на что. — Горячие губы легко коснулись щек, дрожащих ресниц… Нашли мои губы, делясь необходимым теплом, даря еще один поцелуй, такой долгий и нежный, что сердце едва не растаяло, а мысли стали легкими и не важными. — Подобное исправляется подобным. Ключ — всего лишь часть замка…

Он бережно сдвинул край моего рукава, погладил охваченное амантитовым браслетом запястье. А потом обмакнул пальцы в небольшую густую лужицу, серебрившуюся рядом с нами, на которую я лишь сейчас обратила внимание.

Кровь высшего чентоля? Йонто все-таки удалось его ранить…

Так это о крови говорил высший? Ее принес в дар?

Зачем?

— Йон? — забеспокоилась я, все еще не понимая, что происходит, но ощущая некую неправильность, давящую на сердце и сбивающую дыхание.

— Я люблю тебя, — отчаянно выдохнул он и быстро мазнул кровью по браслету.

Браслет мгновенно нагрелся… и распался на две половинки, которые с тихим звоном упали в траву.

В тот же миг перед глазами замерцало. Тело стало невесомым…

— Нет! — наконец-то все осознав, крикнула я, рванулась, стремясь ухватиться за Йонто, но вместо его руки мои ладони сжали пустоту… и меня с бешеной скоростью швырнуло куда-то вниз, сквозь ставшее мягким и податливым пространство, сквозь лишившиеся замков границы миров.

Туда, где был мой дом… и не было Йонто.

Дыхание было тяжелым. Хриплым. И в груди что-то нестерпимо жгло, будто там, внутри, рассыпали горящие угли.

Йонто смотрел на свои руки, которые только что обнимали Ану. Смотрел и не мог поверить, что ее больше нет.

Здесь нет.

Нет в мире, где она испытала столько боли. В мире, где почти умерла. И который, несмотря ни на что, любила.

Он ее потерял.

Вокруг разгорался день, жаркий, суматошный, наполненный оглушающим солнечным светом и птичьими трелями, порывами ветра и ароматами трав, а Йонто все так же стоял на коленях, пытаясь справиться с тяжестью, которая крылась в одном-единственном коротком слове.

Навсегда.

Слово царапало сердце и ширило пустоту внутри, о которой он уже успел позабыть за эти несколько недель, по ощущениям вместивших в себя целую жизнь.

— Надо же, — удивленно протянул знакомый густой голос, разрушая оцепенение, — ты все-таки не прельстился призрачным шансом и предпочел, не рискуя ее жизнью, убить себя.

Облаченный в белые одежды высокий юноша с длинными белыми же волосами и огромными ярко-золотыми глазами, странно смотрящимися на худом бледном лице, стоял в какой-то паре шагов, склонив набок голову. Во всем его облике чувствовалась некая неправильность, чуждость, что, помимо неспособности долго удерживать эту ипостась, и отличало высших от истинных.

— А ты, — не поднимаясь, глухо сказал Йонто, — вернулся меня добить? Так давай… Окажешь великую милость.