Екатерина Лесина - Вдова Его Величества

В мыловарни заглянуть надо.

А к полудню овец пригнать должны на стрижку. И пусть тут уж экономка станет возражать, мол, негоже хозяйке студеным днем из замка выходить, особенно в нынешнем-то положении.

Или остаться в мастерской?

Вчера в голову пришла удивительная по простоте своей мысль. И если пока работать в полную силу Катарина опасается, то сделать пару набросков ей никто не помешает.

Она улыбнулась.

— Ты красивая.

— Я старая.

— Мир тоже старый, но все равно красивый.

— Мир — это другое… вот… лет через пять или десять…

— И через двадцать, и через тридцать, — Кайден обнял ее крепко и осторожно. — Возможно, через сорок или пятьдесят… когда я сам стану старым и хромым. Буду ворчать, как Дуглас.

— Он не ворчит, а наставляет.

— Вот пусть сына моего и наставляет, а я уже взрослый, — его ладонь легла на живот.

— А если дочь?

— Думаешь, дочери в наставлениях не нуждаются? — тепло, исходившее от рук Кайдена, проникло и сквозь мех. — Еще как… а когда ей исполнится пять, я снова спущусь к реке и добуду самые красивые клинки, которые только можно представить.

— Девочке? — не то, чтобы Катарина возражала. Просто…

— В рукоять вставим розовые алмазы, — успокоил Кайден. — Змей обещал.

— А он знает, что обещал?

— Он уже ищет подходящие. Чтобы совсем розовые. Будет красиво. Девочки любят, когда красиво.

Катарина кивнула.

Если с розовыми алмазами, то конечно, другое дело. Да и… какая разница? Здесь, на краю мира, совсем иные правила. Здесь не имеет значения, что где-то там, далеко, появился истинный король, и камень королей, утерянный когда-то, но чудом обретенный, спел в его честь. Здесь не важно, казнил ли тот король своих друзей, которые посмели оступиться и понадеяться на дружбу. Или все же нашел в себе силы помиловать.

Простил ли жену, что родила дочь.

И сумела ли она исправить досадную оплошность, или вскоре и досюда доберутся новости о королевской свадьбе, ведь Джон точно знает, как надлежит поступать с надоевшими женами. Иногда Катарине еще снился дворец.

И отец, который умер прошлой зимой — им сообщили, ибо Джон предпочел сделать вид, что замужество Катарины и отъезд ее случились исключительно по его приказу. И многие, пожалуй, сочли это ссылкой, наказанием за упрямство.

Пускай.

Отец скончался в собственном замке. И похороны его были пышны, а имя определенно вошло в историю. В историю много чего входит ненужного.

— Бабушка хочет приехать, — Кайден очнулся первым. — И дед с ней. Сказал, что надоели ему интриги. Ты не против?

— Нет.

— Бабушка хорошая. И она точно знает, как правильно воспитывать детей.

— Уверен? — Катарина обернулась к мужу.

— Конечно. Меня же воспитала… как думаешь, о чем они поют?

Вот всегда так, стоит Катарине о чем-то задуматься, он с мыслей сбивает. Это ведь нужно подготовиться. И гостевые покои проветрить, велеть перетрясти и высушить перины, переложить лавандовыми веточками для аромата. Убедиться, что камины не чадят, гобелены чисты, а ковры теплы…

А он о китах.

— О любви, — Катарина пожала плечами. — О море? И свободе? И о том, что жизнь прекрасна?

…и Джио отписать.

…Джио тоже не слишком хорошо представляла, как надлежит воспитывать детей.

…ее девочка родилась в самую длинную ночь в году. Случилась буря. И море кипело, а ветер метался, норовя затушить огни костров, что протянулись цепочкой по берегу.

Ярились волны.

Вставали на дыбы. И скалы дрожали, но держали. И пламя в каминах ревело, спеша ответить обидчику, и сдерживалось, повинуясь воле дракона.

Гремела музыка внизу.

И почти пробивалась сквозь бурю, успокаивая новорожденное дитя, чьи глаза были цвета пламени.

— А что ты хотела, — пожала плечами Джио. В человеческом обличье она была хрупкой, и массивный живот, который Джио придерживала обеими руками, гляделся несуразно. Когда-то Катарина спросила, зачем ей быть человеком теперь. А Джио ответила, что казаться и быть — совсем разные вещи. И одно дело, когда тебя запирают в навязанном обличье, и совсем другое, когда мир и магия позволяют создать собственное. И пусть с виду оно почти не отличается от прежнего, но только с виду.

И правда, что с виду.

Разница чувствовалась. А Джио, склонившись над колыбелью, легонько дохнула жаром, и сказала:

— Я ведь сама кровь отдала, добровольно. Это так просто не пройдет.

Волосы девочки были белыми, что снег.

— И для тебя тоже, — добавила она, глядя на Катарину с насмешкой.

— Я умру?

— Лет через сто. Может, сто пятьдесят или двести, точно не скажу. До трехсот вряд ли дотянешь, все же люди хрупкие, — Джио сделала козу, и девочка нахмурилась, но не заревела. — А веснушки у нее твои…

…выяснилось, что только веснушки, ибо характером Аин пошла в крестную. И магией тоже. Впрочем, там, где всегда холодно, огню только рады.