Маруся Хмельная - Будь моей няней

— Я предупреждал вас еще совсем недавно. Но вы меня не услышали.

— Куда я пойду? Мне некуда идти. Мои старенькие родители останутся без поддержки… — заголосила Пипетта, давя на жалость.

— Мы говорили об этом не раз, но почему-то я остаюсь неуслышанным, — встал граф в раздражении и покинул кухню, не допив кофе. — Вас, Имма, я жду в кабинете через пятнадцать минут, чтобы обсудить планы на сегодня.

Я посмотрела ему вслед, вздохнула и тоже стала собираться. Пока я переносила посуду в мойку, Пипетта рыдала, а те, кто еще оставался на кухне, сочувственно вздыхали. Но особого утешения я не заметила. Ливия вообще вела себя отстраненно-холодно. Женуария проворчала:

— Говорили тебе, не надейся ни на что, дуреха, где граф, а где ты. Работала бы, исполняла свои обязанности, глядишь, и встала бы на ноги, человека хорошего нашла бы, поженились бы да деток родили. А вас все в графские покои тянет, никакой чести нет, стыдоба.

— Умойся и приведи себя в порядок. Граф ждать не любит. Если надавишь на жалость, сможешь рассчитывать на то, что выплатит все месячное пособие, — вздохнула Ливия. — Иди! — прогнала она горничную.

Та прошла мимо меня и больно задела плечом, зло зыркнув из-под опущенных ресниц.

— Не думай, что у тебя получится, — зашипела она в мою сторону. — Выкинет, как меня, когда надоешь.

Что значит «когда надоешь»? То есть между ними что-то было? Тогда граф поступает подло, увольняя девушку, потому что сам дал повод ей так вести себя.

Я накрутила себя этими мыслями до взвинченного состояния, так что, когда пришла к графу в кабинет, на его вопрос:

— Какие у вас планы на день, Имма? — резко и дерзко ответила:

— Вас они не касаются, граф. До возвращения Надины из школы я свободна и не обязана перед вами отчитываться за каждую проведенную минуту. А то вы посчитаете, что я тоже занимаюсь не прямыми обязанностями, и выгоните.

— Что за бред, Имма? — нахмурился граф.

Он как-то резко оказался около меня, нависнув своей огромной фигурой и заняв все пространство вокруг, что мне стало тесно дышать. Грудь взволнованно заходила ходуном, и я отдала ей мысленный приказ присмиреть и не выдавать моего волнения.

— Это из-за Пипетты? Вы считаете, я не прав? И должен был позволить ей все те вольности, которыми она меня щедро одаривала?

— А разве вы не дали ей для этого повода своей благосклонностью? — возмутилась я.

— Я?! — изумился граф. — Что она вам наговорила? Похоже, я зря повелся на ее жалобы и отвалил трехмесячное жалованье.

— У вас с ней было что-то? Она намекнула на это, сказав, что вы выставили ее, потому что она вам надоела.

— Вот дэврова [4] Дэвр — злой дух типа нашего черта. То есть дэвров, дэврова — ругательство: чертов, чертова. девка! — не удержался от ругательства граф. — Имма, я здоровый мужчина и имею интрижки с женщинами. Но не с теми, кто на меня работает и от меня зависит. Это все равно что пользоваться положением.

— Да?! А разве не вы предлагали мне с вами интрижку? «Совместим приятное с полезным», — передразнила я его.

— Из каждого правила есть исключения, — усмехнулся граф, подвинулся поближе, закрыв мне весь белый свет так, что я видела только потемневшие, почти фиолетовые глаза, в которых что-то загадочно мерцало и затягивало в свой водоворот желаний.

— Я пойду, — пискнула я и прошмыгнула в просвет под графским локтем.

— Беги, Имма, беги, пока можешь, — насмешливо донеслось мне вслед.

И я побежала. И бежала, пока не очнулась на лекции под монотонный голос какого-то ученого, вещающего со сцены о проблеме свободы магии в экзистенциализме. Я заозиралась в поисках нужного мне человека. И обрадовалась: профессор Бэконатти был здесь и хмурил брови, слушая своего коллегу. Под конец его выступления Бэконатти не выдержал, раскритиковал выступающего в пух и прах, завязалась горячая словесная баталия, и раздраженный профессор покинул аудиторию.

Я побежала за ним. Не лучшее, конечно, время, судя по его настроению, но когда мне еще представится шанс?

— Профессор Бэконатти, профессор Бэконатти! — позвала я его.

Мы уже были на улице перед входом в здание. Он наконец обернулся и посверлил меня суровым взглядом.

— Что, милочка? — недружелюбно откликнулся он.

— Позвольте представиться, я Имма Лимманн, я много раз оставляла вам записки и просила со мной связаться.

— И что? — пожал он плечами. — Я всем всегда нужен. Кто ищет, тот найдет. Нет, вы вот слышали? Он смеет утверждать, что эмпирический, материальный мир, в котором действуют временная и пространственная разорванность и магическая причинность, находится в хаотическом состоянии. Тогда как это же полнейшая чушь, вы согласны?

— Конечно, — горячо заверила я, не поняв ни слова, и еще на всякий случай закивала головой так, что она грозилась отвалиться.

— А почему? Вот ответьте мне, почему?

— Да такого просто не может быть! Что тут думать? — воскликнула я.

— А-а-а, — махнул он рукой. — Что с вами говорить, ничего вы не понимаете. Но ведь слушали его, слушали? И восхищались, наверное?

— Да ни в коем случае! — отнекивалась я. — Я чуть не заснула, так он скучно говорил. Вот ваши дебаты сразу привели меня в чувство. Вы так защищали свою точку зрения, что сразу понятно, вы знаете, о чем говорите. А он — нет, — как могла, подливала я елея.

— Конечно, я знаю о чем говорю! У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на магию, либо не может объяснить происхождение вещей, либо может. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются, ибо нет никаких магических начал, которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения, и никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя магии. [5] Автор произвольно процитировал идеи М. В. Ломоносова и В. С. Соловьева, преобразив их высказывания, добавив в них щепотку магической составляющей. Да простят мне великие гении маленькую вольность. — М. X.

— Несомненно! Потрясающе. Вы так просто и доходчиво разложили все по полочкам, что даже непонятно, как находятся те, кто с вами спорит. О чем?! Это просто упрямые спорщики, не желающие признать чужую правоту.

— Так-то вот! — проворчал Бэконатти, но уже вполне благожелательно, и бросил на меня одобрительный взгляд.

Окинул с головы до ног и приосанился:

— А вы, мэлл, по какому вопросу меня искали?

— По очень важному для меня. Где хотите поговорить? Прямо здесь или позволите угостить вас чашечкой кофе для поднятия настроения? Хороший кофе — залог удачного дня, как говорит дядюшка Бонборино, а он зря не скажет.

— На чашечку кофе позвольте пригласить вас вечером, милая и хорошо воспитанная мэлл, а сейчас, увы, у меня мало времени — я еще должен выступить перед этими напыщенными идиотами. Которые ведь ни слова не поймут из того, что я им скажу. Ну да такова моя судьба — нести истину в массы. Что-то да отложится.