Ксения Крейцер - Тёмная порода [litres]

Наконец, кровь остановилась, а место зияющей раны занял свежий розовый широкий шрам. Альба перевела дух, а в следующее мгновение удушье волнения снова сдавило ей горло. Бледность не сходила с лица Сергоса, его дыхание будто бы стало ещё слабее. Губы князя приобрели синюшный оттенок, вена на шее едва билась. Глаза Альбы обожгло всё-таки пролившимися слезами.

«Ты не умрёшь, князь! Слышишь? Ты не умрёшь!»

Альба понимала, что Сергос её не слышит, но звук её голоса успокоил и придал сил ей самой. Она положила руку на грудь Сергоса и сделала то, что отец строго-настрого запрещал ей когда-либо делать, грозя всем, чем только возможно.

Она делилась с Сергосом своей жизненной силой, в обход заклятий и формул, просто черпая из себя и отдавая человеку, вдруг ставшему невероятно важным, своё тепло. Это было опасно, стоит упустить момент, отдать хоть одну лишнюю каплю, и душа перейдёт за последний предел, вернуться из-за которого никому не под силу. Но возможность собственного перехода пугала Альбу сейчас гораздо меньше, чем то, что последний переход совершит Сергос, поэтому она не волновалась, что отдаст слишком много.

Марис преследовал тёмную фигуру, рассыпаясь в проклятиях.

Тропа петляла и круто уходила вверх. Марису едва удавалось держать темп, чтобы не терять из виду и не отставать от Натлики, которая явно знала здесь каждый камень и уступ, и не заботилась, в отличие от Мариса, о том, чтобы не расшибиться в мясо.

Солнце садилось, окрашивая всё вокруг в багрянец, близились сумерки. Марис занервничал ещё больше, понимая, что убиться, двигаясь ночью по этим горам, плёвое дело. Сколько огней не засвети.

Сергос и Альба остались внизу. Марис старался не думать о раненом друге, веря, что Альба о нем позаботится. У Мариса сейчас была единственная цель и желание – догнать, наконец, Чёрную Натлику и вытрясти из неё душу. Эта вздорная баба уже успела ему основательно поднадоесть.

Он настиг её неожиданно быстро, успев мысленно настроиться на долгую погоню. Натлика судорожно копошилась в завале булыжников, пытаясь его разобрать. Марис решил не церемониться с ней ещё в самом начале, когда Сергоса ранило её заклятием. Она была слишком опасна, чтобы разводить с ней разговоры, какие бы тайны не скрывала. Заготовленное заклятие готово было сорваться, и Марис помедлил лишь на мгновение.

Натлика обернулась, выпрямилась.

Вид её лица заставил Мариса содрогнуться. Альба была права: маску Натлика носила не только для того, чтобы скрыть свою личность. Её лицо было уродливо. Все какое-то перекошенное, смазанное, сломанное. Кривой, видимо, неверно сросшийся после перелома нос, один глаз не открывался до конца и всё время подёргивался, бровь над ним была будто бы вмята внутрь и рассечена, а потом срослась, как срослась. Но не уродство поразило Мариса, а контраст изувеченной половины лица со второй, нетронутой. Глаз лисьего разреза, бровь дугой, высокая скула натолкнули Мариса на мысль, что эта немолодая уже женщина когда-то была красива. Могла быть красива.

– Чего уставился, проклятый? – хрипло спросила она.

Губы с опущенными уголками некрасиво изогнулись. В багрянце заката она выглядела каким-то гротескным чудовищем.

– Никогда не видел истинного облика скверны, которую ты почитаешь за благо? Ну, посмотри, посмотри. Узри, как она выглядит на самом деле, когда не прячется за смазливым личиком девчонки, которую вы так защищаете.

Марис не хотел с ней разговаривать, знал, что не нужно, но слова сами вырвались.

– Что с тобой произошло? Кто это сделал с тобой, Натлика?

Лицо женщины задёргалось сильнее, когда Марис обратился к ней по имени. Давно, видать, она его не слыхала.

– Проклятие сделало это со мной. Скверна, которую я ношу в себе. И ты носишь. И Вессер носил. И дочурка Вессера. И тот глупец, что закрыл её от моего клинка. И ещё сотни несчастных.

Натлика шла на разговор, и Марис не мог упускать такой шанс. Уничтожить её он всегда успеет, заклятие покалывало пальцы, а эта женщина была сейчас не опасна, раз не напала сразу.

– Ты знала Вессера?

– Недолго. Его было уже не спасти. Браслетов недостаточно, чтоб победить скверну. Они не спасут тех, кто не хочет спасения.

– Ты делаешь эти браслеты? Сама?

– Их делает Ивон. Ивон во мне, – по её лицу пробежала очередная судорога.

– Ивон – это твой муж?

– Да, это мой возлюбленный муж. Мой единственный родной человек. Проклятие убило его, но его дело живёт во мне.

– Как это произошло? – как можно мягче спросил Марис.

– Он нашёл средство против скверны. Сделал первый браслет из проклятой руды. Подарил его мне. Но скверна взбунтовалась во мне, заставила ему о себе рассказать. Рассказать, что я проклятая.

– Он не знал?

– Никто не знал. Только мои родители, но они унесли эту тайну в могилу.

– А когда узнал, как воспринял? – осторожно спросил Марис.

– Он сошёл с ума. Моё проклятие свело его с ума и заставило наброситься на меня, а потом убило его моими руками. Оно думало, что так избавится от чудесного произведения Ивона, но мне удалось его повторить. И теперь дело Ивона живёт во мне.

– Это он с тобой сделал? – Марис кивнул в её сторону.

– Это сделало проклятие! – взревела Натлика. – Чем ты слушал?

Её лицо задёргалось в такт словам.

Марису показалось, что он сейчас задохнётся от жалости к этой женщине. Годами она насиловала себя, скрывая Дар, потом открылась «единственному родному человеку», а он возьми и изуродуй её. Просто за то, что она другая. Совершенней, чем он. И она даже не понимает этого, не видит истины. Это она сошла с ума, не Ивон. Тот просто был чудовищем всегда. И обратил в чудовище эту несчастную. Изувечил её не только снаружи, но и внутри.

Покалывание в пальцах исчезло, Марис позволил подготовленному заклятию рассеяться. Он всё равно не сможет его использовать. Смятение владело им. Почти всю свою сознательную жизнь он мечтал найти того, кто создаёт браслеты и прекратить его существование. А теперь та, благодаря которой у него отняли детство, стояла перед ним, и он ничего не мог с ней сделать. Он помнил об Альбе, о раненом Сергосе, об отце Альбы, чью жизнь Натлика, несомненно, отняла. И ещё о десятках или сотнях наделённых Даром, которых он не знал, и которым могла причинить вред Натлика. Но он не мог ничего сделать ей. Она была одной крови с ним и она была жертвой. Зло породило ещё большее зло, и Марис не хотел продолжать эту цепочку. Не мог.

– Натлика, чего ты хочешь? Какую цель преследуешь?

– Остановить проклятие, неужели не понятно? Я просто хочу остановить проклятие. Спасти несчастных проклятых от них самих.

– Убивая их? Как Вессера? Делая их беспомощными? Как Альбу? А сколько таких ты ещё облагодетельствовала? Это твоё спасение?