Ксения Крейцер - Тёмная порода [litres]

– Я не убиваю без необходимости. Только тех, кого уже не спасти, кто полностью поглощён. Я убью единицы, а спасу сотни, остановив скверну!

– Наша Сила – не скверна, Натлика. Дар – не проклятие. Ты ошибаешься. Тебя заставили ошибаться. Ты причиняешь зло тем, кто, на самом деле, твои братья и сестры, кто мог бы поддержать тебя, чьё плечо бы ты могла чувствовать рядом!

– А где твоя поддержка и плечо? Что-то я не вижу здесь твоих друзей? Где же они? – вдруг спросила она.

– Ты прекрасно знаешь, где они, – процедил Марис.

– А, будь они здесь, подставили бы они тебе плечо? Думаешь да? Твой друг защищал бы тебя так, как её? Закрыл бы собой? Я наблюдала за вами на ярмарке. Эти двое слишком увлечены друг другом, чтобы думать о тебе. Ты им не нужен.

Её слова сочились ядом. Марис сам не думал ни о чём таком, но они откликались в нём. Смущали. Поднимали неясные чувства из самых тёмных закоулков его души.

– Ты – лишний, – продолжала Натлика. – Ты не нужен им. Ты защищаешь тех, кому на тебя плевать. Им всем на тебя плевать.

Накатила вязкая беспомощность. И обида. И ревность. Марис сам не понял, почему. Мысли путались. Он не вожделел Альбу. Хотя она была в его вкусе. Прямо очень. Он бы, определённо, приударил за ней, если бы Сергос не начал первым. И если бы она не тянулась к Сергосу. Только вот почему к нему? Чем он лучше-то? Тем, что хорош собой и князь? Тем, что готов всё бросить и решать её проблемы? Так они оба сейчас занимаются решением её проблем, только Сергос получает в благодарность томные взгляды, а Марис получает только рычание Сергоса, распушившего хвост перед красоткой. Да рискует собственной шкурой.

Марис ощутил себя очень жалким и каким-то по-детски беззащитным. Лишний и ненужный, лишний, лишний… Он давно не был ребёнком, он был силен, он оброс толстой кожей и мало что могло бы теперь ранить его душу. Но осталось место, которое так и не заросло и не перестало кровоточить.

Марису было четыре года. Он рос очень крепким и здоровым, внешне вполне сходил за восьмилетнего и работал в поле наравне со взрослыми. Единственной поблажкой для него было то, что, если он заканчивал свою работу и до заката ещё оставалось время, то ему не поручали ничего нового, а разрешали просто поиграть.

Больше всего ему нравилось играть у речки в дальней части поля. На берегу, свесив к воде длинные курчавые ветви, росла раскидистая ива, а рядом было несколько больших плоских пней. Дно речки было усыпано гладкими разноцветными камешками, которые служили Марису игрушками. Он собирал их, раскладывал на пеньках, и его воображение превращало камни в людей и зверей, которые давали представление для него. Как-то раз, когда они с родителями были на ярмарке, ему удалось одним глазком посмотреть на выступление настоящего цирка, и с тех пор его любимым развлечением стало разыгрывание вот таких воображаемых представлений.

В тот раз Марис, как обычно, разложил камешки и принялся придумывать им роли. Большой серый камень стал волком, который умел танцевать, а камешек с красноватым отливом – прекрасной княжной, что пела ему песни. И ещё были камешек-дворовой кот и камешек-благородный воин. И силач. И шут.

Среди камешков вдруг что-то блеснуло, вспыхнул огонёк. Марис от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел на пеньке ящерку с большими золотыми глазами и переливающейся от рыжего до темно-красного цвета кожей. Каждая её чешуйка горела огнём. Пока Марис её рассматривал, снова полыхнуло, и рядом с ней появились ещё две такие же ящерицы. Они не были выдуманными, как княжна, шут, волк и остальные. Ящерицы были настоящими.

И к радости Мариса, они хотели с ним играть! Вот это веселье!

Они не жглись и не кусались. Ящерки были очень тёплые, гладкие и забавно пузатенькие. Марис от восторга захлопал в ладоши, рассмеялся, и огненные ящерицы начали кружиться по пеньку, как в хороводе.

Голос отца выдернул его из веселья.

– Что ты делаешь тут? Не слышишь разве, мать зовёт?

– Я… Я не слышал. Они красивые такие, посмотри, папа!

– Кто они?

– Ну, ящерки.

– Какие ящерки?

Марис несколько раз моргнул, испугавшись, что ящерицы ему привиделись. Но нет, вот же они, пляшут на пеньке! Странно, что папа их не видит. Вот же они, тут.

Ему очень хотелось, чтобы отец их увидел. Они были такими красивыми. У Мариса по спине побежали мурашки, а где-то в груди защекотало. Он вдруг понял, как показать их отцу.

– Саламандры! – вскрикнул отец, прозрев. – Они поле сожгут! Воды! Воды быстро!

На крик прибежали мать и тётка. Кто-то притащил воды. Отец выплеснул её на пень. Ящерицы исчезли.

– Зачем, папа? Они не хотели ничего сжигать. Они играли! Они не злые!

Суровый взгляд отца и последовавший за ним подзатыльник, заставили Мариса умолкнуть. Мама плакала. Марис не понимал, почему.

Через пару дней к ним домой пришёл господин Ольс. Они о чём-то долго говорили с отцом, а потом позвали Мариса и расспрашивали о ящерицах из огня. Марис сначала не хотел рассказывать, боялся, что опять расстроит родителей. Но отец сказал, что господину Ольсу можно рассказать и ругать Мариса никто не будет. Тогда он рассказал им обо всём, что случилось у речки, а потом и о том, что теперь видит точно таких же ящерок в очаге, и в любом другом костре. И что они хорошие и смешные. Господин Ольс слушал очень внимательно и улыбался, а отец только всё больше хмурился. Наконец, господин Ольс сказал, что если Марис сможет и ему показать ящерок, как показал отцу, то он возьмёт Мариса с собой в цирк. Марис не мог тогда поверить своему счастью.

Когда он снова сделал ящерок из огня видимыми, господин Ольс положил на стол мешочек с монетами. Марису он улыбнулся, потрепал по голове и сказал, что он молодчина и заслужил поход в цирк. Надо только надеть особые блестящие браслеты, потому что там все в таких ходят.

Марис вынырнул из воспоминаний, Натлика всё говорила.

«Лишний и ненужный» – стучало у Мариса в голове.

– Послушай, я вижу, что ты не такой, как все, кого я встречала раньше. В тебе нет скверны. Я смотрю на тебя и понимаю, что ошибалась. Ты можешь мне помочь. О, только ты и можешь мне помочь! Я откроюсь тебе. Разделю с тобой великую тайну. Ты получишь силу и власть, о которой князья и магики вместе взятые могут только мечтать!

– Как? – слюна во рту стала вязкой и Марис с усилием разлепил пересохшие от волнения губы.

Сергос осознал, что всё ещё жив, когда, судорожно глотнув воздух, едва не задохнулся от боли.

Бок болел так, будто бы из него вырвали кусок. Спину, да и все тело, неприятно холодило, и только в районе груди ощущался островок тепла. Сергос потянулся к нему, дотронулся. Ладонь. Маленькая тёплая ладонь. Он легонько сжал её и открыл глаза.