Ксения Крейцер - Тёмная порода [litres]

– Умирать посреди моря Силы, и не иметь возможности ею воспользоваться, чтобы спастись. Какая ужасная ирония, – проговорил Марис. – А умер он не сразу. Видимо, пришёл в себя и пытался выбраться. Видишь, он полз. А камень, которым она проломила ему череп, аж вон где, – Марис махнул рукой на крупный осколок породы, валявшийся шагах в пяти от скелета. – Она просто заковала его в браслеты и бросила здесь умирать, даже не добила.

– Марис, хватит! – рявкнул Сергос, чувствуя, как Альбу затрясло.

– Чего? Можно подумать, она сама не понимает, что здесь произошло. Очевидно же.

– Необязательно это всё расписывать в красках!

– Да я же… Ладно, молчу, – Марис сделал паузу. – Пойду, вон те камешки осмотрю. Воробушек, держись! – он легко похлопал Альбу по спине и отошёл.

Она плакала ещё долго, вздрагивая, впиваясь ногтями в грудь Сергосу и шмыгая носом, но, хоть и медленно, слезы сделали своё дело, и Альба начала успокаиваться.

– Воды? – предложил Сергос, когда она, судорожно всхлипнув, мягко отстранилась от него.

Кивнула. Сергос открыл флягу и протянул ей.

– Я же знала, что его нет в живых, – тихо сказала она, сделав пару глотков и возвращая флягу. – Просто не думала, что его смерть была такой… Жуткой. Он никому никогда не делал зла, он был хорошим человеком. Почему тогда так? В одиночестве, под землёй, в этих ужасных браслетах.

– Я не знаю, – честно признался Сергос. – Никто не знает. Смерть не делит людей на плохих и хороших.

Альба боязливо покосилась на останки отца, прерывисто вздохнула, и Сергос подумал, что сейчас она снова заплачет.

– Надо предать его огню, – голос дрожал, но, вопреки ожиданиям Сергоса, слёз больше не было. – Только не здесь. Снаружи. Под небом. Поможешь?

Сергос с готовностью кивнул.

– Возьми вещи, – сказал он Альбе. – Его возьму я.

Подошёл Марис.

– Давай завернём его, – обратился он к Сергосу и протянул ему кусок мешковины.

– Откуда это?

– Нашёл. Там вон и инструменты лежат, и пара мешков. Она же здесь руду добывала. Это мешок был, я его разрезал. Надо завернуть, так донесём в целости, – он кивком указал на останки.

– Да, давай, – согласился Сергос.

Совсем не хотелось, чтобы скелет развалился на части во время переноски. Не нужно Альбе ещё и такого зрелища.

Костёр собрали на полянке перед кузницей из дров, которые Марис нашёл в сарае за домом. Сергос уложил Вессера на его последнее ложе и, хоть и устыдился этой мысли, но почувствовал огромное облегчение. Тащить на себе иссохшегося мертвеца было тем ещё удовольствием.

Альба отрешённо наблюдала за ними. Она не проронила больше ни слезинки после выхода из пещеры и спуска сюда. Только молчала почти всё время и нервно мяла сумку Вессера в руках, иногда прижимая её к груди.

– Браслеты, – сказал Марис. – Надо сломать. Пусть огонь примет его свободным, – он поочерёдно коснулся металлических оков и они рассыпались трухой.

Марис вытер пот со лба рукавом. При всей кажущейся простоте их уничтожение требовало изрядного напряжения и сил. Не каждый вообще мог снимать браслеты. Они, по всей видимости, пили Силу не только из того, на кого были надеты, но и из тех, кто пытался освободить несчастного.

– Альба, – позвал Сергос.

Она бережно положила сумку на землю, медленно подошла к погребальному костру. Долгое время просто смотрела на кости, в которых, наверное, уже ничего не могла найти от своего отца. Потом прикрыла глаза, вздохнула, между её ладоней разгорелось пламя. Через несколько мгновений погребальный костёр уже полыхал вовсю.

Огонь стал Вессеру и саваном, и могилой.

Когда они с отцом стояли у погребального костра мамы, Альба очень боялась смотреть на неё. Боялась и не смотрела. Ей казалось, что, если она будет разглядывать мамино лицо, то навсегда запомнит её мёртвой и уже никогда не сможет вспомнить, как она смеялась, как пела, как гладила её по голове, как расчёсывала её волосы и как целовала перед сном.

Сейчас можно было не бояться. В иссохших костях не осталось ничего от человека, которому они принадлежали. Альба бы, наверняка, не опознала их, если бы не сумка и дневник. Даже обострённому восприятию эмпата не за что зацепиться, когда душа ушла.

Альба прикрыла глаза, в кончиках пальцев собралось тепло. Мгновение – и костёр вспыхнул.

Открыв глаза, Альба стала смотреть не на пламя, охватившее останки отца, а сквозь него. И там она видела очаг в их доме, почти слышала потрескивание дров, почти чувствовала запах испечённого мамой свежего хлеба. Тиша мурчал у Альбы на руках, мама хлопотала с ужином, отец улыбался и магией двигал деревянных зверюшек, которых он сделал для Альбы. Зверюшки казались почти живыми. Маленькую Альбу это действо приводило в восторг. В том доме, который теперь существовал только в воспоминаниях Альбы, было хорошо и спокойно.

Маме, правда, никогда не нравилось, что отец занимается магией и учит этому Альбу. Из их разговоров Альба понимала, что перед свадьбой отец обещал маме вообще не пользоваться своим Даром и жить, как обычный человек. И он держал своё обещание, пока не родилась Альба. После её рождения отец снова пообещал маме, что Дар никак не будет мешать их спокойной жизни, но уже с оговоркой о том, что Альбу он всё-таки будет учить, хотя бы для того, чтобы она могла управляться со своей силой и случайно не навредила ни себе, ни людям. Мама, нехотя, но согласилась.

В детстве Альба не понимала, почему маме так не нравится магия, почему она так тяжело вздыхает, поджимает губы и хмурит лоб, когда они с отцом играют. Ведь оживлённые магией зверята были такими чудесными. Потом, став постарше и овладев своими эмпатическими способностями, Альба осознала, что мама так относится к их Дару, потому что любит их и тревожится. Она просто всегда боялась, что магия не доведёт их до добра.

Теперь, стоя здесь и глядя в пламя, Альба понимала, что опасения её матери не были совсем уж глупыми и беспочвенными. После её смерти отец занялся исследованиями, двинулся за Силой, и вот куда она его привела.

Альба почувствовала себя ужасно одинокой. У неё больше не было никого на всем свете. Ни мамы, ни отца, ни даже Тиши. Никого. Очень хотелось заплакать, но слез почему-то не было. Слишком пусто внутри.

Ей на плечо легла рука. Даже не оборачиваясь, Альба поняла, что это Сергос. Аура защитника, ровная и светлая, она обволакивала, успокаивала и согревала. Пока Альба прислушивалась к своим ощущениям, второе плечо тоже накрыла рука, гораздо более тяжёлая. Человек, знавший боль и скрывающий её за маской шута. Марис. Его аура была изменчива, колючая и обжигающая, она вдруг становилась умиротворяющей и влекущей, а потом снова отталкивала.