Галина Герасимова - Дорогами Пустоши

— Время, — гудящим низким голосом напомнил Гарт, застав Бениту врасплох — она уж было решила, что из-за рубцов доктор не может говорить, и здоровой рукой указал на стоящие в углу часы.

— Все верно, сначала в Пустошь. — Детектив вздохнул и покосился на стол, где лежало тело. Затем повернулся к Бените и передал ей ключ-руну. — Дениш, думаю, до конца дня я застряну с Торфяником. На моем столе папка с делом, почитай, чтобы быть в курсе деталей. Ну и попроси ребят притащить тебе стол в кабинет, надо же место оформить. Заодно познакомишься с коллегами.

— Может, лучше я вместо тебя в Пустошь, а ты пока место организуешь?.. — Честно говоря, после вчерашнего вечера знакомств Бенита не испытывала ни малейшего желания общаться с другими стражами. Она сюда работать приехала, а не любовь крутить, но парни воспринимали ее в первую очередь как девушку, а не коллегу. — Или заглянем в Пустошь вместе. Так мы могли бы увидеть больше.

— Размытые лица и дома? Шанс, что мы увидим и поймаем убийцу, минимален. Скорее всего, я пару часов проторчу в комнате в ожидании, пока Петри не упадет на пол. Ну, хоть прослежу, как все было.

— Но…

— Ты не пойдешь в Пустошь. — Квон серьезно посмотрел на нее. — Это опасно, так часто туда уходить. Вчера тебе повезло, легко отделалась. С Торфяником будет сложнее, там погружение не на один час затянется. И мне совсем не хочется откачивать тебя после такого путешествия. Хорошо, что Форц не в курсе вчерашней выходки, — негромко напомнил он.

И тут из динамиков раздался громкий голос:

— Младший лейтенант Дениш, детектив Квон, немедленно подойдите к комиссару Форцу.

В кабинете начальника Бенита была вчера, но тогда, уставшая после перелета, мало что запомнила. Не обратила внимания ни на почетную стену, сплошь увешанную благодарственными письмами, ни на дорогую чернильницу и нефритовое пресс-папье. В Хаврии считалось дурным тоном выставлять богатство напоказ. Ее бывший наставник, тьен Ругоз, и вовсе жил аскетично. В его кабинете можно было найти разве что чашку с кофейной гущей да груду не раскрытых дел, которыми он занимался вместе со студентами.

Здесь же… Хотя что она придирается? В столице другой страны и правила другие.

— Добрый день, тьен Форц. — Квон вошел первым. Начальник сидел за столом, сложив руки в замок, и смотрел на них исподлобья. Вид у него был донельзя мрачный.

— Добрый ли? — мрачно осведомился он. — Сегодня ко мне приходила баронесса Юфони. — Он сделал выразительную паузу, дав возможность в полной мере прочувствовать смятение от этих слов. Затем посмотрел на Бениту. — Младший лейтенант Дениш, ничего не хотите мне рассказать?

— Никак нет, — бодро ответила девушка, глядя на стену за спиной комиссара. Что она хорошо запомнила с академической скамьи — никогда не признавайся, пока не обвинили.

— А имя Эрика не освежает память? — повысил голос Форц.

— Вы о дочери тьенны Юфони?

— Именно. О той, за которой ты без разрешения пошла в Пустошь!

Прикинуться дурочкой не получилось. Комиссар хлопнул по столешнице ладонью.

— О чем ты вообще думала?

Бенита уставилась в пол. Спорить она могла у себя в Хаврии, здесь же понятия не имела, чего ждать от начальства. Начать оправдываться? Слишком долго объяснять, он и слушать не станет. Да и так ли важно, что сама Бенита ничем не рисковала, — она все равно нарушила правила.

— Баронесса принесла жалобу? — спросил Квон, наверняка ощутив ее смятение.

— К счастью, нет. — Форц откинулся в кресле и потер переносицу. — Напротив, она пришла поблагодарить за помощь. И только это удерживает меня от занесения выговора в личное дело. Квон, ты-то почему не проследил?

— Его не было в палате… — начала было Бенита, но комиссар оборвал ее, не дав договорить:

— Дениш, я предлагал тебе высказаться раньше. Не захотела? Теперь молчи! Вы напарники, и он отвечает за случившееся не меньше тебя. Кроме того, зная о нарушении, он предпочел его скрыть. Что молчишь, Соргес, нечего сказать?

— Да вы и без меня все сказали, — спокойно ответил детектив, словно не его отчитывали, как мальчишку.

Неужели ни капли не волновался? Бенита постаралась уловить на лице напарника эмоции и поняла, что именно ее смущает: их полное отсутствие. Значит, разговор взволновал Квона сильнее, чем ему хотелось, вот и пришлось напяливать эту каменную маску.

— Не хами, — сощурился комиссар. — Ты отличный оперативник, но не забывай о границах, которые нельзя переходить. Ты слишком увлекся этим делом. Слышал, у тебя очередной труп в морге?

Квон кивнул.

— Который это подозреваемый по счету? Третий или четвертый? Прошлые были выстрелом в молоко.

— У него в крови нашли «спящую красавицу».

— И что? Человек мог немного увлечься накануне, — пожал плечами тьен Форц. — Это не делает его преступником или соучастником. Ты не хуже меня знаешь правила: без разрешения родственников мы не имеем права уходить за ним в Пустошь. Оставь подозреваемого в покое.

— Пока мы подадим запрос, пройдет слишком много времени. Мне нужно всего пару часов…

— Правила есть правила, Квон! — рявкнул Форц, устав спорить. — Я не собираюсь больше говорить на эту тему. Хочешь идти в Пустошь — добудь разрешение. Еще один несанкционированный поход, и я не просто отчитаю, а отстраню от дела вас обоих. Будете в архиве пыль с улик вытирать и с бумажками возиться. Ясно?

— Так точно! — Бенита подтолкнула локтем Квона, и тот неохотно кивнул.

— Свободны, — махнул рукой тьен Форц, давая понять, что больше не желает их видеть.

Первое, чему Соргеса учили в Академии магии, на что натаскивали и за какие ошибки ругали сильнее всего — это контроль над собственными чувствами. Держать себя в руках в любой ситуации, даже если испытываешь огромное желание ударить кулаком по стене, разбить костяшки в кровь или начистить кому-нибудь физиономию — главное правило для менталиста. Не важно, насколько сильное потрясение испытываешь, эмоции подчиняются магу, а не наоборот.

Учиться этому было сложно, особенно поначалу. Не только Соргесу, через эти трудности проходил любой студент-менталист. Попробуй разобраться, что вокруг настоящее, когда чувствуешь за дружелюбной улыбкой плохо скрытое отвращение, за милым щебетом влюбленной девушки меркантильный интерес, а за обещанием помочь — страх. Маски, привычные для окружающих, менталисты отбрасывали как ненужную шелуху, разглядывая под ними настоящие эмоции. Принять правду было непросто.

Соргес прекрасно помнил, как вспыхивал от каждого неосторожного слова, огрызался и злился. Круг его друзей рассыпался, как карточный домик, стоило столкнуться с их истинным отношением. Возвращаться домой молодой Соргес и вовсе боялся — вдруг и там ждало разочарование? Что, если любящие родители на самом деле лишь притворялись таковыми? Мысль об этом пугала и становилось мерзко от самого себя.